– Тогда спокойной ночи.

И царственно удалилась, словно на ее голове была корона, а за спиной – горностаевая мантия. Ори бросился открывать дверь, но Шериада его даже взгляда не удостоила.

Какое-то время в комнате царила тишина. Впрочем, недолгое.

– Это было обязательно? – поинтересовался Криденс, дрожащей рукой стирая пот со лба.

– Ори, пожалуйста, аптечку, – выдохнул я. – Криденс, присядь.

– Да иди ты в бездну, Элвин! – Виета оттолкнул мою руку и кивнул на прикроватную тумбочку. – Твое зелье. Мне пришлось готовить его повторно.

– Спасибо…

– Пожалуйста.

Если Шериада играла на публику, то Криденс и не пытался скрыть, как он устал и как ему тяжело. Наверное, хотел, чтобы я еще сильнее почувствовал себя виноватым. Но когда он пошатнулся и тяжело оперся о косяк приоткрытой двери, а я дернулся было помочь, Ворон рявкнул, не оборачиваясь:

– Только попробуй!

И вот мы остались с Ори наедине.

– Желаете искупаться перед сном, господин? Я приготовил ваш ночной костюм, и кровать согрета, вы можете…

– Ори, прости. Я не хотел.

Он мельком взглянул на меня.

– Конечно, господин, как скажете. Вы не обязаны говорить мне, куда идете. Я всего лишь слуга. Купальня, господин?

Из них троих, включая Шериаду и Криденса, только у Ори получилось разбудить во мне чувство вины.

А зачем? Да, я отлучился на несколько часов. И что?

Утром во время пробежки Криденс объяснил мне, что.

– В чем твоя проблема? – как всегда высокомерно поинтересовался он. Бежал Виета на зависть мне легко, без труда выдерживая темп, несмотря на глубокий снег – за ночь намело, а парк Шериады слуги почему-то не чистили – ни главную аллею, но тропинки в лесу.

Было холодно, но мороз мне нравился куда больше влажной жары Междумирья. Да, первый вдох стужи после тепла выбивал воздух из легких, словно удар под дых, а духота Арлисса создавала ощущение, словно дышишь сквозь влажную вату. Причем постоянно, а вот к холоду можно привыкнуть. К тому же еще месяц – и зима превратится в весну, красивейшее время на Острове. Все цветет – не как в Междумирье, яростно и буйно, а, скорее, хрупко, тонко. Ты знаешь, что три-четыре месяца спустя эта красота увянет, замерзнет в осенние холода. В Междумирье цветы как будто вечны.