Тавия посмотрела на эту шевелящуюся кучу-малу с усмешкой.

– Смотрю, вы хорошо провели время.

Карам рукавом утерла кровь под носом. Арджун протер глаза.

– Кто-нибудь ранен? – спросила Тавия. Карам этот вопрос, похоже, оскорбил.

– Тогда рассказывайте, – продолжила Тавия. – Я хочу знать, что явили вам ваши сожаления, чтобы мне не было настолько погано.

Карам откашлялась.

– Моего отца, – сказала она тоном, явно дававшим понять: девушка не намерена сообщать еще какие-либо подробности.

Арджун, так и лежавший на полу, отпихнул ногой мешавшего ему фокусника.

– Мою гордость.

– Ты сожалеешь, что был напыщенным болваном? – спросила Тавия.

– А ведь так серьезно рассуждал о том, что он лучше меня! – добавил Уэсли. Арджун встал, неуверенно пошатываясь.

– Будь рад тому, что мой грех – не смерть. Иначе ты не ушел бы отсюда целым.

Уэсли ухмыльнулся ему краем рта.

– Мне нравится, когда ты изображаешь передо мной настоящего мужчину.

– А ты? – спросила Тавия у Саксони. – Каково было твое сожаление?

Саксони сделала такой глубокий вдох, словно готовилась к великой битве. Уэсли не знал, как это расценивать, поскольку полагал, что битву они уже выиграли.

– Мое сожаление относилось к моей семье, – промолвила Саксони. – Я прошла через эту дверь. Мне пришлось смотреть…

Мастерица умолкла и закрыла глаза, словно ее воспоминание было слишком ужасным, чтобы выразить его словами. Карам придвинулась ближе к ней.

– Мне пришлось заново пережить день смерти моей матери и моего брата, – продолжила Саксони. – Мое сожаление заключалось в том, что я не смогла это предотвратить.

Уэсли не был с этим согласен.