Реборн подошёл к бадье и зачерпнул из нее густой отвар трав. Омыв несколько раз лицо, он выжал пальцами густую черную бороду и небрежно стряхнул с пальцев воду. Язык кусала терпкость розмарина и полыни. Перед тем как выйти, он внезапно остановился и, повернув голову, бросил из-за спины:

– Я тебя ему не отдам.

Он оставил ее, неловко теребившую подол сорочки. Исбэль сидела, свесив ножки с дубового стола и мелко дрожала. Неизвестно, сколько времени прошло, наверное, не так много, ведь солнце не ушло из окон. Исбэль спрыгнула.

– Ой! – схватилась она за край стола, поскользнувшись на чем-то мокром и липком. Пятка проехала по чему-то скользкому, напугав пролетавшую рядом пчелу. На мягкой теплой древесине белесым пятном растекалась большая липкая лужица. Точно такая же была на животе Реборна там, в счетоводной, только в этой совсем не было крови… Исбэль узнала ее по густому мужскому запаху. Догадливости Исбэль было не занимать, и она поняла, что это-то и есть мужское семя.

Исбэль опустилась на колени, закрыла лицо ладонями и заплакала. Как же она хотела получить свой первый поцелуй! А когда получила, испытала вовсе не радость и не трепет, а ужасный стыд. Так она и плакала, склонившись над мужским семенем, пока внезапное осознание не осушило ее слезы в одно мгновение.

«Я тебя ему не отдам», – сказал он.

Что если и вправду не отдаст? А ведь она ему действительно понравилась! Неужели такое возможно? Девушка вскочила на ноги и кинулась к бадье с отваром. Вцепившись в рыхлый край, она перевалилась через мокрое дерево и уставилась в глянцевую черноту воды, пошедшей рябью. Ей едва хватило терпения, чтобы дождаться, пока волнение успокоится. Исбэль глядела внимательно: рыжая, после похода веснушки высыпали на лицо, усыпав переносицу и щеки, бледная кожа, так и не загоревшая… Она всегда казалась себе ужасно некрасивой, ведь недаром ее выбрало проклятье… И мужчины обходили ее стороной, и даже высокий титул не смог их привлечь. Долгие годы Исбэль подтачивал червь сомнения, что это было вовсе не из-за проклятья, а из-за ее рыжей, ужасно посредственной внешности. И мать, и нянюшка и отец говорили ей, что она до невозможности прекрасна, лорды и леди, приветствуя ее, твердили то же самое, но разве они могли говорить иначе? Как жаль, что она не спросила лорда Беррингтона, считает ли он ее красивой. Обоих лордов Беррингтонов…

Мог ли король ею увлечься? Исбэль ответила бы, что нет, ни в коем случае – слишком большая ненависть холодела между ними. Но у нее на запястье висело око бури, она была сыта и на теле ее не было ни одного синяка, кроме того, что она получила, прячась от повара при похищении пирожных, и сама она сидела не в башне, а в расслабляющей ванне с благовониями. И тут Исбэль поняла, какая сила находится у нее в руках.