Эрида схватилась за мешок, накинутый ему на голову, и почувствовала под пальцами грубую ткань. Медленным движением стащила его и уставилась в лицо сломленного человека, представшего перед ней. А Кониджин в самом деле был сломлен.

Уголки его рта покраснели от кляпа, зажатого между зубами. От роскошной светлой бороды и усов остались лишь воспоминания: красные щеки и подбородок были побриты. Некогда золотистые волосы полностью поседели. Он выглядел худее и старше, чем Эрида его помнила. Слезящиеся, налитые кровью глаза под покрасневшими веками трусливо смотрели на нее. В последний раз, когда Эрида видела этого мужчину, он подсыпал в чашу ее мужа яд. Однако попытка отравления провалилась, и он быстро сбежал из дворца.

Когда-то Кониджин был точной копией ее отца, и, глядя ему в лицо, Эрида испытывала боль. Она страдала от одной только мысли, что ее жадный до власти кузен жив, в то время как отца давно нет в этом мире. Теперь же бледный, тощий и обессилевший лорд Кониджин походил, скорее, на мертвецов из войска Таристана. От человека, который пытался захватить трон Эриды и убить ее мужа, ничего не осталось. Ничего не осталось от того, на кого возлагали последние надежды лорды-предатели – самодовольные мужчины, которым претила сама мысль о том, что ими командует женщина.

В голубых глазах Кониджина горела крошечная искра. Последняя капля его мятежного, непокорного духа.

– Ну, здравствуй, кузен, – прошептала Эрида.

Кониджин задрожал, и искра в его глазах угасла.

* * *

Рыцари затащили Кониджина в королевский шатер. Эрида услышала, как тело кузена тяжело ударилось о пол и из его рта вырвался еще один стон. Таристан зашел внутрь первым и обжег пленника жадным взглядом. Эрида разделяла чувства супруга. Ее губы растянулись в дьявольской усмешке. Мысленно сжимая сердце Кониджина в зубах, она повернулась к шатру, чтобы последовать за Таристаном.

Но у самого входа ее остановил лорд Торнуолл, и Эрида едва не зарычала. Она тут же опустила глаза, чувствуя, как к лицу подступает знакомый жар.

– Чего вы этим добьетесь, Ваше Величество? – торопливо спросил Торнуолл, заламывая руки. На нем по-прежнему была только ночная пижама, и он представлял собой странное зрелище. Особенно при сложившихся обстоятельствах.

– Вы шутите, милорд? – прошипела Эрида и зажмурилась, чтобы спрятать свою ярость. – Если при моем дворе есть предатели, мне непременно станет о них известно. И я поступлю с ними так, как посчитаю нужным.

Где-то в глубине сознания появилось болезненное жжение. Эрида задумалась, почему Торнуолл не хочет, чтобы она допрашивала этого вероломного лорда.