Благодаря осторожности Сорасы им удавалось продвигаться по переулкам, не попадая в неприятности. Ее внутренний компас безотказно вел их вперед, помогая миновать скопления людей. Они несколько часов брели по лабиринту улиц, обходя стороной дозорных и рыночную толчею, но наконец городские постройки стали редеть. Дамба над их головами начала клониться к земле; ее арки опускались все ниже, пока наконец она не соединилась с мощеным проспектом. Алмасад граничил с Великими песками, поэтому за пределами порта в городской стене не было необходимости. Никто не смог бы напасть на город со стороны пустыни, поэтому дороги и улицы в какой-то момент просто исчезали, поглощенные дюнами, которые находились в вечном движении. В воздухе больше не висел аромат цветов; на смену ему пришел жаркий, пыльный запах песка. Еще в нем ощущалась нотка какой-то травы, но Корэйн не могла понять, какой именно.
Развалины Харауна оказались не храмом, как подумала Корэйн, а массивной башней на окраине города, рухнувшей, словно сломленное пополам дерево. От нее осталась лишь полая колонна из песчаника. Спиральная лестница выглядывала из развалин, словно позвоночник, уходя в никуда. Верхушки башни нигде не было видно.
– Все разворовано, – произнесла Сораса, проследив за взглядом Корэйн. Она крутила в пальцах затяжки на рукаве, пытаясь их расслабить. – Глаз Харауна забрали еще до того, как башня разрушилась – тогда, когда корцы одержали победу над древним Айбалом. А стоило ей рухнуть, как разобрали и бронзовый купол, кусок за куском. Переплавили его в оружие, монеты и драгоценности. В отличие от нас, у северян нет традиции чтить прошлое.
Корэйн нахмурила лоб, еще раз обводя развалины взглядом. Она пыталась представить, как они выглядели когда-то давным-давно.
– А зачем маяк построили так далеко от моря?
– Верно замечено, – сказала Сораса, сдвинув рукав к локтю. Черные линии, вытатуированные на ее пальцах, тянулись дальше, через запястье, формируя ресницы открытого глаза, изображенного на середине ее предплечья. Внутри зрачка виднелись солнце и луна – бушующее пламя, окруженное узким месяцем. – Он был предназначен не для моряков. Глаз Харауна светился и днем, и ночью, помогая караванам найти путь среди песков.
– Как бы мне хотелось это увидеть, – ответила Корэйн. За свою недолгую жизнь она уже слишком много раз успела произнести эту печальную фразу.
Сораса снова закрыла татуировку рукавом. На внутренней стороне руки мелькнула еще одна – что-то наподобие птицы.
– Не стоит желать невозможного, Корэйн. Это не принесет тебе ничего хорошего.