– Не будем, – проворчал Чо Тай. – Не будем.

– Я приготовлю целебный отвар к вашему возвращению, – с энтузиазмом воскликнул Шаньцзюнь.

– Только не это, – пробормотала Лань.

– Много, очень много супа с грибами-гусеницами. Да помогут вам попутные ветры!

Тсомужэцзинь молчал, пока они спускались с холма. У подножия горы, за Пограничной печатью, их ждала отправленная из столицы повозка. На ней были выгравированы переплетающиеся цветы: сливы, желтые хризантемы, розовые пионы, яркие лотосы и по личной просьбе Лань – снежные камелии.

– Мама, – тихо сказал помрачневший Тсомужэцзинь. Между его бровями залегла небольшая складка, которая напомнила Лань кого-то еще. – Каждый раз, как я посещаю столицу или то место, где рождается огонь и падают звезды, люди говорят со мной о папе. Что, если я не смогу стать таким, как он, когда вырасту?

Лань замедлила шаг и слегка наклонилась, чтобы заглянуть сыну в глаза. Он носил короткую стрижку, которую некоторые хинские мужчины продолжили делать даже после того, как элантийцы увели свои войска за море Небесного Сияния. Прядь упала на лицо Тсомужэцзиня.

Лань нежно заправила ее сыну за ухо.

– Так вот о чем ты волнуешься?

Когда он опустил взгляд, ресницы очертили черные полумесяцы на его щеках.

Лань погладила сына по лицу.

– Ксан Тсомужэцзинь, – начала она. – Сегодня я скажу тебе то, что когда-то сказал мне твой отец. Запомни эти слова.

Тсомужэцзинь вскинул голову. Мечтая узнать как можно больше об отце, которого никогда не видел, мальчик только кивнул.

Лань сделала глубокий вдох. Подумала о дождливом бамбуковом лесу, где когда-то потеряла все и всех, кого любила, где парень взял ее за руку, снова наделив жаждой жить.

– Он сказал, что мы живем не только ради себя. Мы живем ради тех, кого потеряли. Внутри себя мы храним их наследие.

За тринадцать циклов она привыкла к боли, которую несла изо дня в день. То была хорошая боль: напоминание о том, что когда-то она сильно любила. Эта боль делала грустные моменты в ее жизни куда приятнее.

– Твой отец отдал жизнь за это царство, – продолжила Лань, – чтобы мы смогли жить так, как хотели бы. Мы с ним были рождены в мире, в котором у нас не было выбора. – Она махнула рукой на школьные здания, приютившиеся в широких горах. Изнутри доносились тихие звуки медитаций и лекций. – Когда-то все это было запрещено.

– Тайшу рассказывал нам об этом на уроках истории, – сообщил Тсомужэцзинь, но глаза его были широко раскрыты, и в них читалось любопытство.

– Было время, – продолжила Лань, – когда мы даже не могли изучать собственную историю. Тогда тебе пришлось бы вырасти с другим именем, и ты никогда бы не узнал о кланах твоих родителей. – Она коснулась пальцами груди сына. – Так что пока мы живы, мы несем внутри себя все, что они уничтожили. И в этом наш триумф.