Она поднялась на ноги и постаралась впитать в себя красоту окружавших ее садов. Она выросла здесь. Весной она видела, как среди пионов кишат муравьи. Летом наблюдала, как из икринок появляются головастики. Осенью опадали листья гинкго, а зимой зацветали камелии. Она знала здесь все направления, все дорожки. Вон та ведет к беседке, расположенной у пруда с лотосами. Вот по этой можно прийти к садам камней.

А дорожка, на которую она вышла сейчас, уходила в ту часть садов, где Хэсина поклялась никогда больше не бывать.

Время разбавило тоску Хэсины. Тайны замарали ее. Но все-таки, когда она приблизилась к клумбам, где росли ирисы, ее пульс заколотился как бешеный. Земля была покрыта снегом, а цветы давно уже завяли. Но в ее памяти они остались неизменными – так же, как ее отец. Хэсина встала на колени рядом с местом, где нашла его тело, вдавила ладони в землю перед собой и уткнулась лбом в тыльную часть кистей.

Она оставалась в позе для обряда коутоу не одну минуту. Кожа ее рук начала гореть, потом зачесалась и онемела. Наконец ее спина опустилась, а плечи поднялись. Она хотела бы сказать, что прокляла этот заснеженный участок земли или что оплакивала только Лилиан и Мэй.

Но это стало бы самой большой ее ложью из всех.

* * *

Несколько часов спустя в двери ее покоев постучал паж.

– Я выяснил номер камеры вашего бывшего представителя, дянься.

По венам Хэсины разлился огонь, но в следующую секунду его едва не задул ветер замешательства.

– Я же не…

Не просила об этом.

Но она действительно просила. Теперь она вспомнила. В предрассветный час после ночи, проведенной за пыльными томами, которые не давали ответов на ее вопросы, чувствуя себя пьяной от безнадежности и беспомощности, Хэсина сломалась. Она и правда попросила пажа об этом.

«Скажи мне!» – хотелось выпалить ей. Она придет к Акире и все ему объяснит. Но она не сможет освободить его. Если она увидит его вновь, ее боль усилится – а она уже знала, какую цену приходится платить, если слишком долго за что-то держишься. Что бы между ними ни происходило, чувства завянут, как это произошло с ней и ее отцом.

Пора было его отпустить.

– Я не хочу знать, – проговорила она, сжав зубы, и вышла в коридор, хотя ей было совершенно некуда идти.

Кроме одного места.

* * *

Как и в прошлый раз, двери в комнаты Цайяня оказались не заперты.

– Цайянь?

Его спальня была пуста, но в масляной лампе, стоящей на его столе, подрагивал огонек, а кисточка из рысьего меха, все еще влажная от чернил, лежала на фарфоровой подставке.