– Я, Янь Цайянь, первый виконт и сын короля Вэня, обвиняю Янь Хэсину в государственной измене высшей степени тяжести.

Двадцать восемь

Двадцать восемь

Жизнь, потраченная не зря, – это жизнь, прожитая для других.

Живи для себя, если ты себе доверяешь.

Хэсина снова падала в ледяную воду – как и той зимой, девять лет назад. Только в этот раз Цайянь не тонул. Его не нужно было спасать и защищать. В этот раз Хэсину столкнула его рука.

Хэсина, пошатываясь, поднялась на ноги, и в ту же секунду одна из министров спросила:

– В каком преступлении вы ее обвиняете?

Женщина попыталась подавить зевок. И не одна она. Едва ли не на всех присутствующих были помятые ханьфу и криво завязанные пояса. Шапки уша у многих съехали набок.

Следующие слова Цайяня разбудили их всех.

– В сотрудничестве с пророком.

Все застыли, словно первый зимний лед.

Потом вся тяжесть этого обвинения обрушилась на Хэсину, и она почувствовала, что падает, падает, старается выбраться из-под завала, хочет отдышаться, но не может.

«Сохраняй спокойствие, Хэсина», – приказала она себе, хватая воздух ртом. Ее не могут признать виновной бездоказательно… а последние улики погибли вместе с Серебряной. Даже хозяйка музыкального дома «Желтый лотос» не могла свидетельствовать против нее, потому что той ночью Хэсина была в капюшоне, а Цайянь – нет. Призвав на суд ее, он бы вовлек в это дело себя. Так что да, все хорошо. Все хорошо. Все будет в порядке.

Все будет в порядке.

Тем не менее она сжалась и подалась назад, в то время как Цайянь подходил к ней ближе и ближе

– Этот пророк – точнее пророчица – умерла несколько месяцев назад, – проговорил он. – Но я думаю, вы найдете мои доказательства достаточными.

Зачем? Но Хэсина уже поняла зачем. Ради мести. Она не послушалась его совета. Она должна была подставить Ся Чжуна, чтобы удар на себя принял он, а не Лилиан.