— Хорошо, бабушка. Пусть по-твоему будет.
И то… ей монастырь многое дал, да только права бабушка. Многое и от самого человека зависит, никогда и никому не завидовала Устинья, никогда ничего чужого не пожелала, а Аська… про нее такого не скажешь. И позавидует, и руку протянет… уже протянула. Ох, сестрица…
Вспомнить только ту жизнь, черную, как она даже слово поддержки произнести не захотела, а что ей с того слова? Обе они понимали, что не дадут мужья им общаться, ну так хоть по плечу бы погладила, сказала, что понимает… и того не случилось!
Нет у меня сестры — вот и весь ее сказ. Тогда Устинье больно было, очень больно. И про себя она точно знала, никогда б она сестре не отказала, поменяйся они местами.
Да, многое от самого человека зависит, очень многое.
— Ты, Устя, о муже и ребеночке думай, а там и родители вернутся, и Машутка приедет, чую я, дружить ваши дети крепко будут.
— Хорошо бы!
— Это о хорошем было, дети, теперь о плохом я вам скажу. Не просто так меня вечор потянуло, нет в том подвале Книги Черной.
— Как⁈
Устя побелела, ровно стена, за горло схватилась. Агафья головой покачала.
— Ты так не бойся, дитятко, кто бы ее не унес, сразу не попользуется. Все, пресекся род Любавин, теперь Книга себе должна нового хозяина выбрать. Или хозяйку, а на это время надобно.
— Много ли того времени потребуется, бабушка?
— Устя, не просто так бабы ведьмами становятся, либо сила должна быть в них либо… такая ненависть, что и подумать страшно. А я вечор посмотрела — книгу взяли, баночки-скляночки оставили. Никак вернуться за ними еще хотят, не торопятся, не опасаются.
— Бабушка, кто ж ее взять-то мог?
— А много кто про нее знал, Устя? Пусть Истермана и про это расспросят, авось, и скажет он имя. Там и разберемся.
— Хорошо, бабушка.
— А я и с Добряной поговорю, сегодня не успею уж а завтра вполне. Найдем мы эту нечисть… так что торопиться не следует, а поспешать надобно.
— Все мы сделаем, Агафья Пантелеевна. Хватит мне этой нечисти в доме, — Борис брови сдвинул.
Устя поежилась, себя за плечи обхватила.
— Вот ведь… ну почему им спокойно не живется никому? Почему им обязательно к нам надо, на нашей крови насосаться? За что?