Нехорошо так-то?

А они сюда — за солью пришли, али пеньку закупать? Они сюда кровь несли, войну, раздор, и не их заслуга, что не удалось им все это проделать. Так что…

Пусть государь их хоть на соснах развешает, честь богатырская от того не пострадает. Только сосны обидятся.

* * *

Борис с утра проснулся веселый, довольный, потянулся, жену невольно потревожил, Устя глаза распахнула, к нему потянулась.

— Боренька, как ты?

Борис к себе прислушался.

— Словно десять лет долой! Даже и самому не верится…

Устя промолчала. По щеке мужа погладила, а сама и подумала, что Любава померла вчера. А она ведь тоже… аркан на Боре не просто так появился, эта гадина тоже постаралась. Кончилась она, и колдовство ее спало окончательно. И следов не осталось, она-то видит.

Книгу бы еще сжечь, а место, где гореть она будет, солью посыпать.

Боря ладошку ее перехватил, поцеловал со смыслом, Устя к нему потянулась — и очень даже сладкое утро получилось. Вечор не до того было, а сегодня очень уж хотелось жизнь почувствовать, осознать, что обошлось, что других Смерть скосила, а они живы, ЖИВЫ!!!

Только спустя час с лишним с кровати поднялись, руки расцепили, у Бориса по губам такая шальная улыбка играла, что невольно покраснела Устинья.

— Боря… не смотри так!

Подхватил ее государь, на руках закружил по комнате.

— Чудо мое невозможное! Радость моя!

— Любимый…

— Устенька, мне в Разбойный приказ надобно, туда вчера боярин Пущин Истермана доставил, Раенский его точно не уморит, все вытрясет…

— Поедем, Боренька.

— Нехорошо там для женщины…