— Устинья Алексеевна… государыня.

Верея руку протянула, улыбнулась. Не так, как в темнице улыбалась, безумно, яростно, мести желая. А как дети малые.

Чисто-чисто, ласково и весело.

— Получилось у нас ведь все. Правда же?

— Получилось, Вереюшка. Ты… помнишь?

— Сила помнит. Ты помнишь… благодарствую, государыня Устинья Алексеевна, век не забуду.

— И я, Вереюшка. Сестрица названная…

Верея кивнула.

Да, сколько Устя ее под сердцем носила, поди…

— Я тебя, пожалуй, и матушкой назвать могу, благодаря тебе как родилась я во второй раз.

Обменялись они улыбками лукавыми, поглядела на них Добряна, да и промолчала. Ни к чему.

Пусть оно между ними и Богиней будет. А ей и того достаточно, что внучка жива-здорова! Да какая!

Будет, кому Рощу передать, когда ее черед придет!

А уж когда вовсе далеко смотреть… хорошо, когда волхва и государыня дружат. Надежно так-то. Правильно.

И роща зашелестела ласково, подбадривая и одобряя свою волхву.

Расстилается полотно Богини-матушки, бегут по нему разноцветные нити во все стороны, то одна, то вторая сверкнут искрами, вот выпятилось оно узлом некрасивым, а потом ровно волна по нитям пробежала — и снова ровно все. Вернулась сила к истокам своим.

Все правильно. Стоит навеки Росса, и стоять будет. И будут по ней волхвы ходить, и будут чудеса на земле росской твориться, и не бывать на ней злому ворогу. А кто придет, тот свою смерть и найдет.

И улыбаются тихонько Боги.

Век стоит Росса — не шатается, и века простоит — не пошатнется!

Честь и слава вовеки!