— Всё от них, — возразила мико. — Кого же ещё можно в этом винить?

— Она утверждает, будто… — он замялся, вспоминая слова Норико, — …что-то проникло в мир живых. Так она говорила.

— Раз говорила, значит, проникло.

— Но вы утверждаете, люди сами виновны в том, что творится.

— Я сказала, что всё от людских пороков. — Её голос был едва слышен, и Ёширо осторожно сделал шаг вперёд. Но мико попятилась, и он остановился. — Не в моей власти возлагать вину на души.

— А что же тогда проникло?

— Полагаю, нечто из Ёми. Мы тоже это чувствуем. — Она посмотрела на пасмурное небо, затянутое бледной дымкой. — И природа чувствует. Завеса истончилась, и лучше бы это исправить, пока не стало слишком поздно.

— Исправить как?

— Это мико неизвестно.

— Но вы ведь отправляете души в Ёми?

— Мы лишь помогаем ками принять смерть их ки и провожаем туда, куда они сами стремятся. — Она посмотрела в сторону озера. Там за берегами высокой травы клубился туман. — Тяжёлый будет год, если не успеть. Где есть смерть, там жизни не может быть.

— Неужели никогда раньше такого не случалось? Ведь должны быть какие-то записи. Легенды. Да хотя бы перевранные сказки?

— А у лисов? — Она повернулась к Ёширо и теперь смотрела совершенно пустым взглядом, будто всё, что было в глазах, отдала Кокоро.

— Мы служим Инари, а она служит самой жизни. Духи в Шику могли явиться лишь с бакэнэко, но они же их всегда и уводили, никогда не оставляя среди живых.

— Что ж, а в Шинджу есть мико. И они знают своё дело. Ками всегда находят своё пристанище.

— Всегда?

— Всегда, кицунэ-сан.

— А если… Может ли так случиться, что ками не нужно пристанище?

— Всякая душа жаждет покоя, — возразила она.

— Но что-то мёртвое застряло здесь. Может ли так случиться, что кто-то всё же не желает уходить? — настаивал Ёширо.