— Меня винит в смертях близких каждый житель Шинджу. Или почти каждый. — Она всё улыбалась, а Киоко почувствовала жгучий стыд. Она ведь и сама была таким человеком… — И что же теперь, мне не выходить по утрам? Никто не обрадуется, если я исчезну. Такова моя задача — светить, даже если кто-то мой свет проклинает.

— Значит, мне нужно вернуться? Но я ведь… Я же мертва? Как я могу остаться императрицей? Что же это за императрица такая — юрэй?

— Дитя, кто тебе сказал, что ты юрэй?.. — Она смотрела с сочувствием, словно жалела, но Киоко не могла понять, чем заслужила такой взгляд. — Возвращайся. Дай себе время — ты обязательно поймёшь, кто ты есть и где твоё место.

Она не верила, что поймёт, но оставаться дольше не стала. И сделала то, что очень хотела, — вернулась к Иоши. Только не учла, что ночью он спит…

Осторожно подойдя к постели, она сбросила кимоно и, стараясь не разбудить, прилегла рядом, укрываясь свободным краешком одеяла, которого хватило только на одно плечо. Всё-таки этого было маловато. Она потянула за край, пытаясь высвободить себе ещё немного… И тянуть стало резко легко, а сбоку послышался грохот. Кровать со второй стороны опустела.

— Кто здесь?

Она обернулась и едва удержалась от смеха. Иоши, сонный и едва осознающий себя в пространстве, одетый только в ситаоби, принял боевую стойку.

Киоко взяла себя в руки и напевным страшным голосом, на манер актёра, изображающего юрэй, произнесла:

— Мёртвая дева

сгубить решила тебя

чарами тела.

Слаб пред соблазном её

даже наш император.

Он наконец проморгался, всмотрелся и недоверчиво спросил:

— Киоко?

— А ты кого-то ещё ожидал увидеть в такой час в своей постели? — Она переползла по кровати к нему и, нежно взяв за руки, потянула на себя, предлагая вернуться. Иоши охотно послушался, прижался к ней, вдохнул её запах. И как ей нравилось, когда он так делал… Словно она его воздух. Словно только ею и мог дышать.