Когда мгновение озадаченности прошло, она опустила лапу, села, вытянув спину, и придала своей морде настолько отстранённый вид, насколько могла.

— Мы уже обо всём поговорили.

— Нет уж, я с тобой не закончил. — Он подошёл и, про себя на всякий случай прощаясь с жизнью, подхватил бакэнэко на руки.

Она заорала. Громко, надрывно. И кто-то во дворце наверняка подумал, что её убивают. Медленно и мучительно. Во всяком случае, Хотэку подумал бы именно так.

И всё же отпускать её он был не намерен. Прижал покрепче — хотя когти уже рвали кожу на его руках — и понёс к дворцу Мудрости.

— Мы идём домой, — заявил он.

— Ты ушёл из этого дома!

— Я сёгун, Норико. Если я ненадолго отлучился, это не значит, что я больше не живу во дворце.

Она проворчала что-то нечленораздельное, Хотэку проигнорировал, и Норико тоже замолчала. А через пару шагов даже перестала пытаться уничтожить его руки, зато попробовала вытечь из хватки.

Велев служанке запереть за ними дверь, Хотэку вошёл в спальню, бросил взгляд на окно — закрыто — и только тогда выпустил Норико, а сам сел напротив.

— Ты ведь понимаешь, что я могу открыть и окно, и дверь? — раздражённо спросила она. — Я не уличная кошка, Хотэку.

— Знаю, — ответил он как можно увереннее, хотя внутри молил всех богов о том, чтобы она этого не сделала.

Тишина повисла тягучая, напряжённая. Словно молнии вот-вот разразятся и убьют его — её наверняка не тронут.

— Чего тебе? — устало спросила Норико.

— Мне жаль.

Тысячи речей он прокручивал в голове, пока возвращался домой, но, как только оказался здесь, с ней, все слова исчезли.

— Что тебе жаль? — Она старалась казаться равнодушной. Ему очень хотелось верить, что именно старалась казаться.

— Жаль, что пришлось оставить тебя.

— Понятно.

И всё. Больше она ничего не сказала. Не язвила, не ругалась, не пыталась убить — вообще ничего. Сидела, смотрела своим пустым жёлтым взглядом.