Елена взяла ее с вежливым любопытством, которое мгновенно сменилось искренним интересом. Когда она открыла крышку, их пальцы случайно соприкоснулись. Кончики ее пальцев в тонкой перчатке коснулись его теплой кожи. Это было мимолетно, но ощущение – как удар тока. По спине пробежали мурашки, дыхание перехватило. Она почувствовала, как ее собственные щеки заливает румянец, и тут же увидела, как яркий румянец выступил и на его скулах. Он смущенно отвел взгляд.

И тогда из нее вырвалось то, чего она совсем не ожидала. Легкий, серебристый смех. Непринужденный, искренний. Она смотрела на его смущение, на эту неожиданную уязвимость в обычно таком уверенном мужчине, и смех лился сам собой, смывая часть напряжения.

«Граф Виллар», – проговорила она, все еще улыбаясь, и в ее глазах, она знала, танцевали искорки веселья, – «вы… краснеете? От простого прикосновения? Это так… неожиданно. И мило».

"Мило? Что я несу? Но это правда. Это было… трогательно. И так не похоже на циничного ловеласа."

Его смущение сменилось облегчением, а затем – широкой, открытой улыбкой, которая осветила все его лицо. «Видимо, ваше присутствие, графиня, обладает не только освежающим, но и согревающим эффектом», – парировал он.

Обед прошел… удивительно легко. Разговор о проекте – о месте для школы, о приюте для малышей, об обучении ремеслам – был конкретным, деловым. Леонард говорил умно, компетентно, предлагая четкие, продуманные решения. Она ловила себя на том, что слушает его с неподдельным интересом, отмечая глубину его понимания. "Он действительно знает, о чем говорит. Не просто красивые слова". Это вызывало уважение. И какую-то странную… гордость? За кого? За него? Абсурд.

«Вы продумали всё до мелочей, граф», – признала она после обсуждения плана питания. – «Это впечатляет».

"И это чистая правда".

«Опыт Шато Виллар, графиня», – ответил он скромно, но в его глазах светилось удовлетворение. – «И желание сделать всё на совесть. Для ваших людей».