«Конечно, мадам», – Жизель засветилась пониманием. – «Лучшие комнаты. Я сама прослежу. Ковры выбить, окна вымыть до блеска, постели... как для герцога!» В ее глазах снова мелькнул тот самый лукавый огонек, который так смущал Елену. "Она точно знает, что это не «просто для партнера»", – с досадой подумала Елена, чувствуя, как жар приливает к щекам. "Но это важно! Для деловых отношений. Чтобы он видел, что мы ценим его вклад..." Она отогнала навязчивую мысль о том, как он будет смотреть из этих окон на рассвете.

На следующий день к крыльцу подкатила телега Жана-кузнеца. Сам Жан, могучий и седой, с лицом, изборожденным морщинами и добротой, спрыгнул с облучка.

«Мадам!» – его голос гремел, как наковальня. – «Слышал, большое дело затевается! Школа для детворы! Такую красоту строить! Я первый записываюсь в помощники. Мои руки, моя телега – к вашим услугам. Что нужно тащить, поднимать, держать – скажете, сделаю!» Его глаза светились искренним энтузиазмом и отеческой нежностью к Елене, которую он, как и многие в поместье, давно воспринимал как дочь, нуждающуюся в защите.

Елену тронула его готовность. «Спасибо, Жан! Ваша помощь неоценима. Материалы скоро начнут подвозить, ваша сила и телега нам очень пригодятся.» Она чувствовала, как его поддержка придает ей уверенности. "Вот оно, настоящее. Люди, которые верят в меня, в этот проект."

Вечером, оставшись одна в кабинете, Елена смотрела в окно. Волнение смешивалось с тревогой, но преобладало радостное предвкушение. "Скоро здесь закипит работа. Скоро появятся стены, крыша... Скоро зазвучат детские голоса". Она ловила себя на почти детской наивности, на желании прыгать от нетерпения. "Я как ребенок перед большим праздником!"