Горячие угли горят у меня перед глазами, угрожая прорваться шквалом эмоций, которые я так долго держала в себе. Сморгнув слезы, я отворачиваюсь от Региса и бросаю мокрую тряпку в миску, прежде чем сесть. Разговор с Руэном и невозможность покинуть северную башню без того, чтобы за мной кто-нибудь не шпионил, почти полностью лишили меня покоя — я начинаю выгорать от постоянной настороженности.

Я глубже погружаюсь в мягкое кресло у себя за спиной, глядя на знакомое лицо в постели и вопреки всякой надежде, что однажды скоро он проснется. Когда начинается сон, я даже не осознаю этого, потому что это вообще не сон, а воспоминание.

11 лет…

Горячее дыхание обжигает мои легкие, пока я бегу. Мои ноги с грохотом ударяются о каменный, покрытый штукатуркой тротуар, пока я мчусь за светловолосым ублюдком, который опережает меня минимум на несколько шагов. Я сжимаю зубы и заставляю ноги двигаться быстрее, зная, что если закричу и потребую, чтобы он сбавил темп — меня снова отправят в тёмную комнату.

Боль, я слышу, как Офелия говорит, что это временно. Ты не можешь ожидать, что другие помогут тебе, поэтому ты должна помочь себе сама.

Если бы я любила заключать пари, я бы поставила все свои мирские пожитки — что равносильно одежде на моей спине, — что она приставила ко мне в напарники этого парня, просто потому, что он монстр-садист, которому нравится, когда я попадаю в беду.

Я поднимаю голову, когда мы приближаемся к следующему переулку, и с нарастающим ужасом понимаю, что мы почти добежали к концу нашей тренировочной полосы препятствий. Я не могу снова прийти последней. Я не могу.

Задняя часть моей шеи горит от эффекта серы, сидящей под моей плотью. Это постоянная боль, которая часто заставляет меня плакать в своей кровате посреди ночи, когда боль становится невыносимой. Однажды я смогу игнорировать ее. Однажды я даже не замечу постоянного жужжания боли, которая рикошетом отдается в задней части моего черепа и вторгается в мои мысли в любое время дня и ночи. Однажды я стану сильной.