Я добрела до полянки, усеянной жухлой травой, и плюхнулась прямо на землю. Открыв сумку, выбросила кое-что из своей одежды, чтобы освободить место, и засунула в нее книгу. Затем обняла ее, уронила голову на траву и провалилась в глубокий сон.

Темные Коридоры меня не потревожили. Больше они никогда мне не снились.

Чтец

Чтец

Я очнулся от острой боли во всем теле и без малейшего представления, где нахожусь. Зато рядом был Асфодель. Я лежал на жесткой кушетке, не в силах не то что подняться, а даже двинуться, а он сидел рядом: сжимал мою руку в обеих ладонях и прислонялся лбом к безвольным пальцам – картина, намертво врезавшаяся мне в голову и вызвавшая бурю смятения. Я понятия не имел, что могу быть так дорог ему. Он как будто едва не потерял нечто настолько ценное, без чего не мыслил своего существования.

Это так меня напугало, что я на мгновение уверился в том, что умер, и от эха первобытного страха мои пальцы слабо дрогнули. Асфодель отнял от них голову и посмотрел на меня.

– Маркус, – прошептал он.

Асфодель не раз говорил мне, что ангелы не умеют плакать, во всяком случае «по-настоящему», что бы это ни значило, и, судя по всему, считал это неоспоримым ангельским достоинством. Но его глаза тускло блестели, по векам вились тонкие красные линии, и мне показалось, что он все-таки плакал – может, и не «по-настоящему», так, как умел.

Хотя отмечать это вслух, был уверен я, опасно для жизни. Вместо этого я спросил:

– Что случилось?

Вышло жалко – тихо и хрипло, почти неслышно.

– На тебя напали.

Я вспомнил, как шел по темной улице, как неожиданно встретил Богдана, и все понял. Источник боли находился в левом боку. Очевидно, он ударил меня ножом и этим как бы поставил точку в наших так и не состоявшихся деловых отношениях, если это можно было так назвать. То ли необходимость во мне как в Чтеце отпала, то ли в приоритет вышло что-то другое, а может, верны оба варианта.

– Где мы? – спросил я. – Это ведь не больница?

Хотя я лежал на медицинской кушетке, у стены стоял шкаф с лекарствами, а в углу нашла пристанище раковина, помещение никоим образом не походило ни на операционную, ни на обычную больничную палату.

– Не больница.

Дверь отворилась. В комнату вошла пожилая женщина.

– Очнулся, Маркус? – спросила она. – Вот и хорошо. Давненько хотела тебя увидеть, вот только не в таком состоянии. Помнишь меня?

Я кивнул. Это была Медсестра-Птицелов, и при ее виде у меня сразу потеплело на душе – даже боль стала ощущаться менее остро. Конечно, все потому, что она не могла не напомнить о тебе.