Он потянул меня за руку, и ощущения от этого прикосновения были странными, словно его пальцы считывали с моей кожи невидимые знаки. Я толком не успела попрощаться с остальными; оглянувшись, увидела вдалеке размытые фигуры, печальные – Чтецов, которым не удалось прочитать книгу, растерянную – птицечеловека, оставшегося и без книги, и без Птицелова, а далеко за ними реял мрачный силуэт с черными крыльями.
Чтец остановился и подтолкнул меня вперед. Вокруг растекся серый туман, я брела по нему бесконечно долго, пока не заметила вдруг, что в нем неспешно вырисовываются силуэты деревьев. Они показались мне миражом, и я упрямо продолжила путь, видя и не видя перед собой серо-зеленую кашу. Руки сжимали книгу, мысли были о тебе. Безликий шум подбирался со всех сторон и больно вливался в уши. Мне вспомнилось страшное жужжание в душном лесу, но вокруг было свежо и пахло дождем.
На какой-то миг я подумала, что очнулась. Меня окружали деревья, раздавался птичий щебет, но я не понимала ни одного возгласа. Это ошарашило, как если бы из памяти вдруг исчез родной язык.
«Сон», – пронеслось в голове, и тело как-то сразу оказалось внизу, на влажной траве.
Чтец
Чтец
Мир сузился до стен моей квартиры. Я спал и просыпался. Иногда рядом был Асфодель, иногда нет. Он ничего не говорил. Я тоже молчал.
Раньше книжные башни дарили мне блаженное чувство отгороженности от всего на свете – приятное дополнение к моим собственным стенам. Но теперь потрепанная ограда пестрела трещинами и целыми провалами, а башни неприятно давили на сознание: того и гляди рухнут, засыплют образовавшуюся пустоту и помешают тебе пройти, если ты вернешься. Выбираться из них, однако, не было ни сил, ни желания.
Гробовое молчание Асфоделя убивало робкую надежду, что все образуется. Он не смотрел мне в глаза. Сторонился. Совсем как от Медсестры-Птицелова.
Я находился в полном упадке духа, и если меня что и радовало, так это то, что по крайней мере малышка Лилия вышла из этой истории целой и относительно невредимой, если не считать злополучной аварии. После ночного происшествия Асфодель, презрев принцип «женщины и дети прежде всего», сперва занялся мной, и какое-то время Лилия находилась у меня дома, глядя огромными глазами на книжные башни и сооружая из них нечто вроде спортивных лестниц. Асфодель такого кощунства долго не выдержал и, как только моя персона перестала требовать ежечасного внимания, сдал Лилию с рук на руки бабушке.
Когда зазвонил телефон, я подумал, что это она – и отвернулся к стене, заранее решив не отвечать. Лилия в порядке, и незачем мне больше подвергать их опасности.