– Это нас не волнует, ты здесь, и значит, не можешь вернуться, поэтому книгу мы тебе не отдадим, потому что ты не сумеешь ее прочесть. Нас смущает, что в тебе нет ничего птичьего, но в конечном итоге это не так и важно, главное, что ты можешь говорить по-нашему и поэтому останешься здесь и будешь жить, как мы, – сказал Птицечеловек.

– С чего это вдруг? – возмутилась я.

– Потому что ты Птицелов, а все Птицеловы в конце концов попадают сюда, – уперся он.

Еще новости! Мне стало тоскливо и немного страшно. Совсем не хотелось здесь оставаться. Все внутри меня бунтовало против этого места, хотя оно было по-своему приятным. Но, во‐первых, во мне пока действительно не имелось ничего птичьего. Во-вторых, непрекращающееся жужжание неприятно крутилось в ушах и било по голове. В-третьих, я безумно хотела вернуться к тебе.

– А с чего вы взяли, что сейчас именно конец концов? – спросила я.

– Это не в нашей компетенции, поэтому мы точно не знаем, но отсюда обычно не возвращаются, – объяснил Птицечеловек.

– Но я должна была найти книгу, и я ее нашла, так что теперь ее необходимо прочитать, чтобы освободить мир от троеградцев, – возразила я.

– Нет нужды снова возвращать ее в мир людей, мы сами ее прочитаем, – заверил Птицечеловек.

– Докажите, не то я пожалуюсь Симургу или Мейстеру Экхарту, – пригрозила я.

Птицечеловек недоуменно моргнул и вроде бы даже пожал плечами – под широкой мантией нельзя было толком разглядеть. Затем он встал и пригласил меня следовать за собой. Пошел он в заросли деревьев, которые, похоже, окружали каждый двор плотной стеной.

Насыщенно-зеленое и пахнущее свежестью, это место было обманчиво приятным, а на самом деле пугало гораздо сильнее, чем сами птицелюди. Деревья здесь росли так плотно, что пройти между двух стволов вдвоем было нельзя, зато заблудиться в трех соснах – хотя это были вовсе не сосны – не составляло труда, так же как и врезаться в какого-нибудь птицечеловека, выходящего из-за дерева. Любой, кто бродил здесь, волей-неволей выныривал к случайному встречному неожиданно.