Асфодель взял трубку и некоторое время молча слушал. Затем позвал:

– Маркус. Ответь.

Его голос был таким вымученным, что я сразу протянул руку. Если подумать, я и Асфоделю доставил немало проблем, не хватало теперь еще делать его своим секретарем.

Звонок превзошел все ожидания. Хотя собеседник первым делом представился, сперва я не понял, кто говорит, и лишь через минуту вспомнил о давней встрече на испанском кладбище. Амбросио. И он говорил о тебе.

Ты была жива. Жива и готова вернуться домой. В сравнении с этим все остальное, что говорил Амбросио – о том, что тебе удалось добыть вожделенную троеградцами книгу, и если мы все сделаем правильно, мир наконец-то вздохнет с облегчением, – не имело ровным счетом никакого значения.

Я встал с кровати. Рана не оценила резкого движения, но я не собирался обращать внимания и на это. Хотелось бежать к тебе со всех ног, и неважно, что нужный рейс прибывал через несколько часов.

– Маркус, – тихо проговорил Асфодель. – Ты узнал – он тоже узнает. Там будет небезопасно.

– Ты хочешь, чтобы я не ехал? – По моему тону было понятно, что это самое нелепое и безнадежное указание, какое только можно мне дать.

Асфодель с грустью посмотрел на меня. И снова я вспомнил обо всем, причиненном ему, и злости сразу поубавилось.

– Я обязался прочитать книгу. Если я это сделаю, то все закончится, правильно? Как мне это сделать? Меня ведь должен кто-то услышать?

На лице Асфоделя слабо отразились задумчивость и понимание неотвратимости того, что должно было случиться. Он долго молчал и наконец сказал:

– Я все сделаю. Езжай.

Я глянул на него с подозрением, но понял: он говорит не о тебе. Похоже, Асфодель искренне сожалел о том, что натворил. Ну или, во всяком случае, он не собирался делать новых попыток препятствовать нашему воссоединению.

– Езжай, – повторил Асфодель. – А потом – сразу на кладбище.

Прозвучало не обнадеживающе, но я не стал заострять на этом внимание, просто кивнул. Все мои мысли устремились к тебе.

Амбросио сказал, что твой путь был не из легких, однако после всего двух дней в больнице ты была готова к долгому перелету. Как ни радовался я тому, что все завершилось благополучно, невозможно было не думать о том, какой будет наша встреча. Уезжая, ты сказала, что обязательно вернешься ко мне; но из-за меня ты оказалась в беде, да и твой секрет оказался не таким страшным, как мой. Что сталось с твоими стенами во время нашей разлуки? Были ли они так же сильно повреждены, как и мои, или, наоборот, лишь стали крепче?

Я думал обо всем этом, стоя в аэропорту, и был настолько погружен в это, что не заметил ни Медсестру-Птицелова, ни Лилию, ни даже Асфоделя.