Собравшись с духом, я задала вопрос, который больше всего хотела услышать:

— Значит, помолвка окончательно разорвана?

— Да, — его глубокий голос был твёрдым, как никогда. — Я окончательно разорвал помолвку. Ирония в том, что Эсмеральда сама помогла мне в этом. Она не хотела выходить замуж за человека, который предпочёл бы гнить в пригородном подземелье, чем быть её мужем. Она вмешалась в мои интересы перед родителями как раз в то время, когда ты придумала свой блестящий план с TikTok. — Он отстранил прядь моих волос и убрал её за ухо. — Она разумная женщина, насколько это возможно для Джеймсонов. Но она не та женщина, которая мне нужна.

Жар его взгляда был неоспорим. Я покраснела, поняв намёк, и опустила глаза.

— Я скучала по тебе, — призналась я. Это казалось глупым, ведь мы знали друг друга всего несколько недель, но это была правда.

— Я тоже скучал, — сказал он. Сделав паузу, добавил тихо, почти рыча у моего уха: — Я писал тебе.

Он действительно писал мне, пока был в плену? Я прижалась к нему ещё сильнее, сердце разрывалось от счастья.

— Я отдал письма своим стражам и попросил их отправить тебе. Хотя кто знает, что с ними сделали Джеймсоны. Ты получила хоть одно письмо?

Грудь сжалась от надежды в его голосе.

— Нет, — призналась я. — Я ничего не получала. Я даже думала, что твоё молчание значит что-то другое… мои иррациональные страхи.

Он вздохнул и опустил подбородок мне на голову, и все мои тревоги показались глупыми и далёкими.

— Мне так жаль, — сказал он.

— Что было в письмах?

Он немного отстранился. Его глаза потемнели, ресницы казались влажными, и он смотрел на меня так, будто был так же зачарован мной, как я им. Потом кивнул, словно принял решение.

— В них было это, — пробормотал он и нежно поцеловал меня.

Рациональная часть меня знала, что не время. Круги под его глазами выдавали усталость, а красные следы на запястьях могли значить больше, чем он признался. Нам нужно было поговорить о том, кем мы будем друг для друга теперь, когда помолвка окончена, и единственное, что стоит между нами, — моя смертность.

Но Фредерик целовал меня с такой настойчивостью — его руки скользили по моему лицу, путались в волосах; его желание, горячее и неотложное, прижималось к моему бедру, — что я решила: разговоры могут подождать.

— Я всё время думал о тебе, пока меня не было, — прошептал он, осыпая поцелуями мои щёки. — Твоя страсть к делу, мягкость души, красота, доброта.

Его руки бродили по моей спине, губы нашли чувствительное место на шее. Я обвила его руками, и только когда за спиной ощутила твёрдую стену, поняла, что он прижал меня к ней.