После этого Соня провалилась в темноту.

Глава 24, в которой сыщик думает одно, говорит другое, а делает третье

Глава 24,

в которой сыщик думает одно, говорит другое, а делает третье

– Чёрт возьми, Язвицкий! Вы сгниёте в тюрьме, я лично за этим прослежу!

– Со мной сидеть будете? Ну, чтоб следить за гниением? – Язвицкий (он же Ильм) криво усмехнулся, показав красно-чёрную дыру на месте выбитого клыка. – Нет уж. Требую одноместный нумер! Без подселения! – громко выкрикнул он, так, чтобы надзиратели за дверью непременно услышали.

– Вы перешли все мыслимые границы. – Митя не мог сдержать гнева в голосе. – Это не голым по выставке бегать. На этот раз всё. Баста.

– Границы? Где? Какие? – Владимир поднял окровавленные руки в наручниках над головой и начал недоумённо озираться вокруг. – Ничего не вижу. У вас никак морок, гражданин убойный начальник?

«Сука», – с глухой яростью подумал Митя.

А потом чей-то очень спокойный и рассудительный голос в его голове произнёс: «Одна пуля. Между бровей. Оказал сопротивление на допросе, представлял опасность, совершил нападение. Конвой подтвердит, что он и при аресте буянил. Давай».

Голос был так убедителен, что сыщик непроизвольно потянулся к кобуре. А Язвицкий, видимо, что-то прочёл на его лице, широко улыбнулся и наклонился вперёд:

– Убить меня хотите? Ведь хотите же? Так зачем тянуть?

«Убью», – подумал Митя. Вслух же сказал:

– Чтобы из вас потом сделали героя, замученного безжалостными фараонами? Не доставлю вам такой радости.

– Так не бери на понт, начальник.

– А ты корчи меньше строй и не валяй Ваньку, баклан ветошный. Грязи наешься – там тебя за вкрученные баки не в стас возьмут, а тёмный киф устроят. Пожалеешь, что фараонов горох не поймал[53].