Светлый фон
его его он

Касания его тоже были холодны – теперь я знала их наперед. Казалось, что это веками заученный порядок. Скорее механическая, вызванная необходимостью, а не желанием, последовательность действий.

Каждый раз одинаково.

Его руки на моих плечах – ощущение легкого головокружения. И вот уже я лежу на чем-то прохладном и немного колышущемся. Впрочем, это последнее что занимает мои мысли. Страшнее другое.

Одежды уже нет – окружающий холод соприкасается с поверхностью тела, отбирая его тепло. Меня словно погружает в прохладный кокон. Единственный раз он обратился ко мне тогда – при первой встрече.

- Не мешай мне, чтобы не навредить себе, - я толком и не поняла: безразличный голос прозвучал в моей голове, или я услышала его ушами. – У меня мало времени, но необходима человеческая кровь и твое тело.

Количество прикосновений минимально – он, словно, сам избегает малейшего сближения. Только те, что неизбежны. Первое – плечи. Дальше – колени. Там толком не понять есть ли ощущение его рук или это давящий эффект сгустившегося воздуха. Мне трудно дышать, тело перестает слушаться – я, покорно обмякнув, подчиняюсь, распластав руки по немного подвижной поверхности кровати.

Третье ощущение – тяжесть, притиснувшая бедра. Но и тут он умудряется свести прикосновение к минимуму. Он – невидимый и пугающий – остается на расстоянии, нависнув сверху, не мешая холоду разделять наши тела. Только его плоть, неумолимо погружающаяся в меня, напоминает о жизни и движении. Настолько все вокруг, включая и меня, застывшую в невыразимом напряжении, кажется замершим в безжизненной неподвижности.

Мне с первого мгновения было страшно почувствовать боль. Напрасно. Холод, поглощающий меня, действует как анестезия – все ощущения притупляются. О возбуждении нет речи, со временем я заставила себя терпеливо пережидать это напористое движение в глубине собственного тела. И вопреки окружающей тьме, я каждый раз продолжаю инстинктивно сжимать веки. Глупо!

Сколько длится этот «этап» - не знаю. По ощущениям – долго. Я успеваю едва ли не закоченеть под ним, измученная давящей тяжестью, жесткими и неумолимыми движениями его тела. Но и звука протеста не вырывается из моего горла. Кажется, оно тоже замерзает или просто стиснуто спазмом страха – я дышу-то с трудом.

Финал так же известен наперед. Это предпоследнее прикосновение – его рта к моей шее. Продрогшее тело не реагирует на клыки, впивающиеся в кожу. Я лишь отстраненно «чувствую» его глотки, когда твердые губы прижимаются к коже. Три, порой четыре больших глотка, последний и самый сильный толчок, прежде чем он отстраняется. В одно мгновение пропадает мучительное ощущение тяжести.