Дориан смотрел на неё. Его лицо было непроницаемым. Он опустил шкатулку, вытащил ампулу, держа её между большим и указательным пальцами. Алая жидкость переливалась в свете люстры, будто живой огонь. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то неуловимое — то ли грусть, то ли сожаление, то ли тончайший расчёт.

— Ты действительно этого хочешь, дорогая? — Его голос был мягким, почти умоляющим. — Ты готова видеть меня... слабым? Стареющим? Готовым умереть? Готова наблюдать, как моя сила, моя власть, всё, что ты, кажется, так ценила во мне... исчезнет? Ты правда хочешь, чтобы я стал обычным? Безликим? Чтобы я... погиб?

Лив шагнула к нему, отчаянно протягивая руки.

— Да! Да, Дориан! Да! Я хочу! Я буду любить тебя до конца! До самого последнего твоего вздоха! Я выберу тебя даже тогда, когда ты будешь стар и смертен. Даже если ты станешь слабым. Мне не нужна твоя сила! Мне нужен ты! Ты... человек! Только тогда мы сможем быть вместе по-настоящему! Без твоей лжи, без твоих игр! Пожалуйста, Дориан! Сделай это! Ради нас, ради меня... Если ты и вправду ко мне что-то чувствуешь... Если любишь.

Накал достиг своего предела. Воздух в комнате дрожал от её крика и его молчания. Дориан смотрел на ампулу, потом на её лицо, потом снова на ампулу. Его пальцы чуть сжались. Он медленно, почти гипнотически поднёс ампулу к губам. Лив затаила дыхание, её сердце колотилось, отдаваясь гулким эхом в ушах. Вот он, момент. Момент, который изменит всё.

И вдруг...

Он сжал пальцы.

Хруст.

Звон.

Осколки стекла разлетелись по полу, сверкнув в свете люстры, будто осколки разбитых надежд. Мерцающая жидкость медленно растекалась по мраморному полу, впитываясь в него, исчезая, словно и не существовала вовсе.