Они пожали друг другу лапы, столь крепко и с большой горечью в их сердцах. После чего, накинув свой чёрный капюшон, Ахаз’ир пошёл по длинному залу в сторону выхода. Старейшина проводил его взглядом, после чего подошёл к управителю. Долго они вели беседу. Йорлейф оказался весьма открытым собеседником. К делу Старейшина подошёл лишь после обсуждения множества других тем.

На улицы Виндхельма опустилась лунная ночь. Небо было чистым, освещённым множеством ночных светил, что заставляли шуршащий под ногами белый снег отблёскивать на себе их отражение.

Северное сияние прорезало ночной небосвод длинной линией зелёных и голубых ярко светящихся полос. Каджит поднял взгляд вверх, любуясь красотой северной природы, что так манила и притягивала, грела душу маленькими снежинками, что падали на морду и тут же таяли.

Спустившись по ступеням от Королевского дворца, каджит завернул за узкий переулок, прошёл по выстроенной из белого камня дороге, спустился по террасе на уровень ниже и вышел к таверне. Здесь было шумно, было много людей и эльфов. Из самой таверны доносились крики, смех, звуки плавной музыки.

На плечо каджита внезапно упала лапа. Ахаз’ир обернулся в пол оборота, внимая на подошедшего сзади из-под капюшона. Им оказался Тхингалл.

– Как тебе в городе? – спросил он, поравнявшись с каджитом. – Мне кажется, что он самый красивый среди всех городов в Скайриме.

– Мы видели с тобой очень мало городов, Тхингалл, – ответил Ахаз’ир, смотря на таверну, что вдвое этажей возвышалась перед ними. – Когда-нибудь я планирую исправить это. Хочу объехать весь Тамриэль. Когда времена будут поспокойнее.

– Хорошо, когда у тебя есть мечта и цель, к которым ты движешься, – сказал Тхингалл, посмотрев на него. – Жизнь начинает обретать хоть какой-то смысл.

– Ты прав, дружище, – ответил коротко Ахаз’ир.

Тхингалл не переставал смотреть на него.

– Ты изменился, – сказал он спустя некоторое время молчаливого выслушивания пьяных голосов, напевающих песни, что доносились из таверны. – Ей богу, ты стал другим каджитом.

– В каком смысле? – чуть улыбнувшись и посмотрев на Тхингалла, спросил Ахаз’ир.

– Стал более рассудительным и закрытым, углубившимся в себя, – ответил ему Тхингалл.

– Здешние земли меняют личность, – сказал каджит спустя непродолжительное молчание. – Меняют душу. Со временем, блуждая по пустошам или заснеженным полям Скайрима, начинаешь по-новому ощущать мир. В конечном итоге ты проникаешься здешней атмосферой, холодной и безжалостной и становишься винтиком в одном большом механизме. Я осознал это, как только мы покинули с тобой Рифтен, в который мне снова надлежит вернуться.