В этот момент из-за угла дома вышел местный алкаш, дядя Коля. Шаркающей походкой он брёл к ларьку, вероятно, в надежде раздобыть на опохмел. Игорь отвёл взгляд от воробья и посмотрел на него.

И застыл.

Тот же самый эффект. Воздух вокруг фигуры дяди Коли плыл и мерцал. А сквозь него проступал какой-то другой, искажённый образ: неестественно вывернутая нога, тёмное пятно на груди телогрейки. Картинка была мимолётной, как вспышка. На секунду Игорю почудился запах железа, медный привкус крови на языке.

Он резко отпрянул, ударившись спиной о холодный металл качелей. Сердце колотилось где-то в горле. Что это было? Галлюцинация? Последствия того старого сотрясения?

Дядя Коля, ничего не замечая, прошёл мимо, к ларьку. Мерцание вокруг него исчезло. Он был просто пьяным мужиком в грязной телогрейке.

Игорь обернулся к песочнице. Воробей улетел.

Он глубоко вдохнул ледяной воздух, пытаясь унять дрожь в руках. Это нервы. Усталость. Больше ничего.

Собрав волю в кулак, он повернулся к подъезду. Ему предстояло встретиться с родителями, смотреть в их разочарованные лица. Это казалось сейчас гораздо страшнее, чем мимолетные видения.

Он ещё не знал, что это был не сбой зрения. Это был щелчок. Первый тихий щелчок спускового крючка его личного кошмара. Механизм, сломанный в далёком детстве, наконец-то, со скрипом и стоном, начал свою работу.

Медный привкус

Медный привкус

Дверь открыла мать. Лицо её, всегда казавшееся Игорю уставшим, теперь выглядело окончательно вымотанным. В глазах мелькнуло что-то сложное: мгновенная радость, тут же задавленная грузом тревоги и того самого немого вопроса: «Что ты здесь делаешь? Почему не там, в большом городе, где светлое будущее?»

— Игорёк… сынок, — голос у неё сорвался на полуслове. Она потянула его в прихожую, будто боялась, что соседи увидят его возвращение как нечто постыдное.

Квартира пахла тем же, чем и десять лет назад: варёной картошкой, лавровым листом и цветами. Отец сидел на кухне за столом, разбирая какую-то сломанную розетку. Он поднял на Игоря взгляд из-под густых, нахмуренных бровей.

— Ну что, академик, сессию завалил? — хрипло спросил он. В его тоне не было злобы. Была привычная покорность судьбе, которая всегда преподносит сюрпризы в виде удара шилом в бок.

Игорь молча достал из рюкзака смятый листок и положил на стол. Отец бросил на него взгляд, отложил отвёртку, тяжело вздохнул.

— Отчислили. Ясно. Дело житейское, — он произнёс это так, будто речь шла о поломке того же утюга. — Будешь тут, с нами. Работы, правда, нет. На заводе сокращения. Но как-нибудь…