Разговор не клеился. Мать хлопотала у плиты, пытаясь из ничего сделать праздничный ужин. Отец ушёл в себя. Игорь чувствовал себя чужим на этом празднике поражения. Его тело физически ныло от желания лечь на свою старую кровать, свернуться калачиком и провалиться в небытие.

Но в голове стучало, как навязчивый ритм: мерцание, вывернутая нога, медный привкус.

Он подошёл к окну, за которым уже сгущались ранние зимние сумерки. Площадка, песочница… всё как обычно. Никакого мерцания.

— Что ты там увидел? — подошла мать, вытирая руки об фартук.

— Ничего. Показалось.

— Он там был? — спросила она тихо, без уточнений. Оба знали, о ком речь.

— Кто?

— Димка. Твой… друг.

Игорь покачал головой. Он не видел Димку с самого отъезда в институт. Слышал лишь отрывочные слухи от матери по телефону: «поправляется», «ходит», «стал немного… странный».

— Нет, — ответил Игорь. — Не видел.

В этот момент с улицы донёсся резкий, раздирающий тишину крик. Не крик страха, а крик-стон, животный и полный боли.

Игорь вздрогнул, как от удара током. Ледяная игла прошла по спине. Он узнал этот звук. Он уже слышал его — в той мимолётной вспышке у песочницы.

Он бросился к двери, снося на пути старую вешалку для одежды.

— Игорь! Куда ты?! — крикнул отец.

Но он уже выскакивал из подъезда. Морозный воздух обжёг лёгкие. На площадке у ларька столпилось несколько человек. Кто-то кричал: «Скорую! Вызывайте скорую!»

Игорь, расталкивая людей, пробился вперёд.

Дядя Коля лежал на замёрзшей земле, скрючившись калачиком. Его лицо было искажено гримасой нечеловеческой агонии. А из-под телогрейки, прямо на сером, утоптанном снегу, расползалось алое, горячее пятно. Рядом валялась бутылка из-под портвейна, разбитая на острые осколки.

Но это было не самое страшное.

Самое страшное было то, что его нога была вывернута под неестественным, невозможным углом. Именно так, как Игорь и видел в своём мимолётном видении.

И запах. Тот самый, что он почуял тогда лишь на мгновение. Теперь он витал здесь густо и сладко — запах свежей крови и дешевого алкоголя.