Твари молчаливо подкрадывались. Господи, сколько их на этот раз? Видимо-невидимо. На мгновение ей показалось, что свет их не остановит, что они накатят волной на лагерь, затушат телами костры, позволяя остальной орде наброситься на выживших в темноте. Но чудовища резко замерли на границе света и тьмы и снова присели на корточки в ожидании; тени рябили в складках их одеяний. Пламя трепетало на ветру, раздувающем плащи и капюшоны. В остальном твари были неподвижны, как камни.

Они расположились в шесть-семь рядов, и если бы не костры, то за считаные секунды поглотили бы лагерь. Но пока они держались на расстоянии.

Ветер выл, ревело и трещало пламя. Милли боялась, что огонь погаснет, но ветер стих, и пламя разгорелось снова. Чудовища по-прежнему не двигались.

Жар на ее лице исчез. Милли бросила взгляд в сторону старой церкви: не считая пары тлеющих углей, пожар потух, и уже стекались с обеих сторон бледные силуэты, закрывая просвет.

На всяком шагу они ныне окружают нас: устремили глаза свои, чтобы низложить нас на землю; они подобны льву, жаждущему добычи[20]. Милли ждала: хоть они и не выносят света, коварства им не занимать. Но твари по-прежнему сидели на корточках неподвижно. Она даже понадеялась, что они струсили, если им вообще ведом страх.

Под порывами ветра пламя то затухало, то вспыхивало вновь. Ничто больше не двигалось.

А потом твари застонали хором. Поначалу стон доносился из темноты позади Милли, затем его подхватили твари по обе стороны лагеря, а потом и те, что находились впереди.

Этот хор – не человеческий, но и не звериный – то нарастал, то стихал в произвольном ритме. То был плач заблудших, истерзанных душ, стон испуганных, гибнущих в одиночестве, Богом забытых созданий. То был вой ветра среди скал и деревьев, скорбь всех усопших в мире. Кошмарный звук! Бежать бы от него со всех ног, заглушить, уничтожить, но Милли ничего не могла поделать. Только слушать.

Что-то в облике чудовищ неуловимо переменилось, и Милли шагнула вперед, поближе к границе света.

– Милли…

– Завали, Джонс, – прошептала она.

Чудовища не реагировали. Подойдя к границе освещенного пространства, Милли увидела, что их головы запрокинуты, а челюсти с двумя парами острых резцов распялены, словно на шарнирах. Твари не переводили дух, будто и не дышали вовсе: казалось, они лишь служат проводниками звука, доносящегося откуда-то еще, из глубин под горами и долами, а то и еще глубже – из самой Преисподней.

Милли находилась примерно в шести футах от ближайшего существа – как никогда близко. Оно будто не замечало ее; просто сидело на корточках, посылая в небо свой странный зов.