Наклоняясь над ближайшим корнем, я крепко хватаюсь за его поверхность, несмотря на то, что от его текстуры у меня мурашки бегут по коже, и меня поднимает. Сокращаясь и освобождаясь, мое тело изгоняет пустоту и желчь из моего желудка, что скопилось внутри.
Отвратительное.
Извращенное.
Табу.
Никто из них не заслуживает жизни. Боги хуже зверей. Даже большинство животных сторонятся поедания собственных детей.
— Кайра! — Я настолько погружена в свой ужас, что мне требуется мгновение, чтобы узнать голос в тумане.
Отрывая голову от корня, я смотрю вверх, когда из облаков доносятся шаги, от которых я убегала раньше.
Из меня вырывается всхлип. —
Он еще не полностью исцелен — кожа на груди и раны на лице остались, — но двигается намного лучше, чем несколько часов назад на помосте.
— Черт возьми, это тяжело, — рычит он, поворачиваясь то в одну, то в другую сторону.
— Как ты здесь оказался? — Мне стыдно за то, что мой голос звучит запыхавшимся.
Предполагается, что я ассасин. Я тренировалась. Я шла на жертвы. Почему я такая слабая?
Полуночные глаза останавливаются на моем лице, когда Руэн заговаривает. — Кэдмон, — отвечает он мне. — Кэдмон и Ариадна.
Я качаю головой, перед глазами все расплывается. — Ариадна предала нас, — бормочу я, мои слова заплетаются. Я провожу пальцами по крови на своем теле. — Она ударила меня клинком.
Лицо Руэна надо мной недовольно морщится, но он втягивает воздух и притягивает меня ближе. — Доверься мне, Кайра, — говорит он, прижимая меня ближе. — Она не предавала тебя — все это часть плана.
Как он может в это верить, когда я, блядь, умираю? Я хочу схватить его и встряхнуть, ударить кулаком и кричать о несправедливости всего этого, но моя энергия иссякает, и снова наступает темнота.