Я подавляю фырканье. Папа никогда не спит днём. Каким бы уставшим он ни был. Даже если он провёл несколько дней в лесу, выслеживая зверя, которого потом тащил обратно — он не дремлет. Хотела бы я, чтобы дремал. Это было бы лучше, чем вот эти странные моменты, когда он вроде бы рядом… но на самом деле нет. Кто бы она ни была, ясно одно — она до сих пор имеет над ним власть.

Я ненавижу ее за это.

Ненавижу ее за то, что она бросила его, хотя раньше я тоже ненавидела ее за то, что она бросила меня. Теперь нет. Не за себя. Я не знала эту женщину, поэтому она никогда не причиняла мне боли, но я бы никогда и никому не простила печаль в глазах отца. Даже если бы он не хотел, чтобы я это видела, я это вижу. Может, я и родилась ночью, но я не родилась прошлой ночью. Даже девятилетняя девочка может увидеть правду, когда она находится прямо перед ней.

— Ты расстроена. — Папа вздыхает.

Я напрягаюсь, но качаю головой. — Нет, я…

— Не пытайся лгать мне, малышка, — обрывает меня папа. — Отец всегда может понять, о чем думает его маленькая девочка.

— Я больше не маленькая, — ворчу я. Я взрослая ответственная женщина с темным прошлым. Я убивала. Я проливала собственную кровь. Я видела смерть… не так ли?

Он хихикает, и звук эхом отдается в его груди и отдается мне в бок, отвлекая меня. — Ты все еще достаточно мала, чтобы сидеть у меня на коленях, — возражает он, а затем, словно в доказательство своей точки зрения, поднимается на ноги. Его руки обхватывают меня, легко поднимая. — Смотри, — подсказывает он, прижимая меня к своей груди, когда огибает нашу хижину, держа меня высоко, так что мне приходится перекинуть одну руку через его плечо, иначе я рискую выскользнуть из его хватки.