– Да будет вам известно, что ее не нашли в вашем доме, преподобный. А какая нужда невиновному человеку скрываться от представителей закона? Я точно знаю, что не вы приложили руку к болезни моей дочери. Но у меня есть основания полагать, что ее прокляли если не ваша жена, то кто-то из ваших друзей.
– У меня много друзей.
Эйрик надеялся, что лицо его не отразило того облегчения и радости, какие он испытал, услышав, что Диса скрылась. Она могла бы проклясть и замучить хоть сотню человек, все равно у него не нашлось бы для нее ни единого слова осуждения. Жизнь, как он много раз убеждался на примере своих прихожан, способна заставить человека совершать самые жуткие поступки.
– О вашей жене говорят, что она ведьма.
– Так что же? О вас говорят, что вы честный человек.
Судья поджал губы и посмотрел на Эльсе. Сон девушки был, пожалуй, слишком глубок. Страдания окончательно лишили ее сил, и теперь она ушла в такие пучины, где даже мушиные чары не могли ее достать. Это было обманчивое спокойствие, но оно утешило напуганного отца.
– Что с ней будет?
Эйрик сложил руки перед собой.
– На все воля Божья. Учитывая ее состояние, ставлю на то, что она скончается через три дня. К моему большому сожалению, я не могу исповедовать ее, ваша честь.
Эльсе глубоко и нервно вздохнула, и оба мужчины замерли, выжидая. Но ничего не случилось – она просто повернула голову набок, так и не проснувшись.
– Вы знаете, как помочь ей, преподобный? – Клаус Хедегор, как и во время их второго ужина, не смотрел Эйрику в глаза – только на дочь.
– Могу помолиться за ее душу, ваша честь.
– Хватит ерничать! – Судья не закричал, но эти два слова прозвучали резко и отрывисто, как приказ. – Вы стоите у постели умирающей, рядом с убитым горем отцом, и издеваетесь над нами! Где же ваша хваленая христианская добродетель, где сострадание?
– Полагаю, остались в тюремной яме.
Эйрик еще раз посмотрел на Эльсе. Он обманул судью. При хорошем раскладе девушка переживет завтрашнее утро, при плохом – сгорит этой же ночью. Жизнь едва теплилась в ней. Клаус Хедегор ненадолго уснет, – в конце концов, и ему надо отдыхать, – а когда проснется, то обнаружит, что остался один на всем белом свете. Его жены не стало, теперь не будет и ребенка.
Эйрик прикрыл глаза. Он тоже почувствовал тот миг, когда его собственное дитя умерло. Казалось, внутри оборвалась какая-то важная нить, связывающая его с Дисой. Что испытала при этом жена, он боялся даже вообразить. Она справедливо наказала Клауса Хедегора, хотя настоящее наказание заслужил Эйрик.
Если Диса наслала ганд-муху, чтобы судья обменял жизнь собственной дочери на его жизнь, он предоставит Клаусу Хедегору сделать ему предложение или останется верным своим принципам до конца.