– Служанки из ткацкой видели вас на первом этаже. Спускались ли вы туда?

– Да, ваша честь.

– С какой же целью, разрешите узнать? Отчетливо ли вы помните, как покинули комнату, спустились на первый этаж и прошли к конюшням?

– У меня была встреча в саду, ваша честь, о которой я не хотела говорить открыто. Но теперь, поклявшись на Библии, не имею права ничего скрывать. – Хотя голос девушки дрожал, она ни разу не запнулась и не сбилась, как будто проговаривала про себя это признание много раз.

Епископ юга тяжело вздохнул и глянул на судью сочувственно. Если верить Паудлю, он был таким же встревоженным отцом, чья дочь вынужденно запятнала себя клятвопреступлением. Злорадствует ли он теперь, когда датский судья оказался в том же положении? Судя по его лицу, скорее сопереживает. Ох уж эти добряки… От них одни беды.

Но Клаус Хедегор быстро справился с волнением. Спину он держал прямо, а взгляд, каким он разглядывал собственную дочь, внезапно подернулся коркой льда.

– С кем же у вас была назначена встреча, дитя мое?

Эльсе молчала. Диса чуть выдвинулась вперед, как будто хотела подбодрить девушку: говори же, ну!

– С Сёреном Хансеном, ваша честь.

Лицо судьи осталось непроницаемым. Никто из лёгретты не шелохнулся: каждый старался не издать ни одного лишнего звука, не бросить ни одного неподобающего взгляда. Стоило допустить неосторожный вздох, и Клаус Хедегор запомнит тебя, запишет твое имя у себя в голове, запечатает его там и извлечет на свет, когда решит, что время для наказания пришло.

Юный датчанин в черном, который, как оказалось, и был тем самым Сёреном, подтвердил, что у него и Эльсе была назначена встреча в саду. Они слабо улыбнулись друг другу, и это разозлило судью еще больше, чем признание дочери. Наверняка он как заботливый отец уже присмотрел ей партию у себя на родине, в Копенгагене. Не какого-нибудь мальчика на побегушках, а достойного во всех отношениях молодого человека: амбициозного, перспективного, обеспеченного… А дочь возьми да влюбись в слугу!

– То есть вы не отмыкали темницу Стейннун Йоунсдоттир, дитя? – взяв наконец себя в руки, спросил судья.

– Нет, отец мой.

«Забавно, – подумалось Дисе, – а ведь девчонка ни слова не сказала о том, что все-таки встретилась со своим ненаглядным. Назначена-то встреча была, но вот явилась ли она туда… А далеко пойдет юница! Быть может, и этот датский парнишка чего-то да стоит».

Лёгретта принялась совещаться. Спор был подчеркнуто жарким – все обсуждали виновность Эйрика, стараясь обходить в своих разговорах дочь судьи. Диса вновь приблизилась к столу и наполнила кружки, надеясь подслушать разговор. Но едва она подошла, суд уже принял решение.