– Ну, как провел время с моей сестрицей? – усмехнулась собеседница. Зубы у нее были звериные, узкие и острые, а клыки такие огромные, что с трудом помещались во рту.

Владик не знал, что ему отвечать. Вероятно, ничего, потому что его слова вряд ли могли на что-то повлиять. Если ужасная женщина твердо настроилась закусить им, ее ничто не остановит.

Погибель вдруг протянула руку и ухватила Владика за шиворот, а затем решительно потащила за собой, к двери ближайшей квартиры. Страдалец горько заскулил, и этот трусливый, чуть слышный звук, был единственным выражением его протеста против подобного с собой обращения.

Богиня распахнула дверь и впихнула пленника в квартиру, куда следом вошла сама.

– А теперь давай-ка поговорим, – прорычала Погибель.

– О чем? – пустил слезу Владик, прижавшись спиной к стене.

– О тебе, к примеру.

– Обо мне?

– Да. О тебе. И о твоем будущем. В настоящий момент оно видится мне мрачным и недолгим.

Это прозвучало настолько как угроза, что у Владика ноги подкосились. Лишь один вопрос терзал его в настоящий момент – съедят ли его заживо, или все же предварительно убьют?

Видя, что собеседник вот-вот упадет в трусливый обморок, богиня презрительно фыркнула и произнесла:

– Ты меня, что ли, боишься? Дурень! Разве тебе никогда не говорили, что судить людей по их внешности глупо?

– Говорили, – пискнул Владик.

– Так вот, на богов это правило тоже распространяется.

– Так вы не станете меня кушать? – с надеждой спросил программист.

– Пожалуй, нет. Во-первых, ты тощий, во-вторых, костлявый, и еще у меня есть небезосновательное подозрение, что ты не слишком вкусный.

Владику на секунду показалось, что он говорит с Центом. Тот тоже неоднократно грозился съесть программиста по тем или иным причинам, но всякий раз отменял гастрономическую казнь на том основании, что приговоренный, дескать, не отвечает высоким вкусовым стандартам.

– Не меня тебе следует бояться, – сообщила Погибель, – а твою новую подружку.

– Кого? – не понял Владик.

– Я говорю о своей ненаглядной сестрице. Вижу, она уже взяла тебя в оборот. А ты и слюни пустил, дурачок. Ну, признавайся, что она тебе наобещала?