— Гун-хе, — окликнул он, — есть одна догадка. Когда придет ведьма, пусть Пресветлые подождут у нее что-то просить. Задай ей вопрос. Простой прямой вопрос. Были ли они с чеором та Граствилом любовниками.

— Не слишком ли сложно, благородный чеор? — Тихонько спросил один из помощников. — Она может не захотеть отвечать.

Гун-хе только кивнул.

Подумал немного, потом пояснил своему парню:

— Если неудачный переворот планировал этот Валле, то он должен был быть счастлив, что дело все-таки повернулось в его пользу.

— Императором он не стал, — напомнил Шеддерик. — Все, монахини готовы. К делу!

Пресветлые сменились. Без тела им приходится тратить силы своего Эа, а это никому не дается легко.

— Она говорит, — очередная пресветлая сестра сосредоточенно смотрела перед собой. Еще совсем молодая, она волновалась, чувствуя и важность задания, и свою ответственность за результат. — Говорит, что умоляла императора. Что ползала на коленях. Убеждала, что сын не виновен. Но все было напрасно.

— Знаешь ли ты, кто такой Валерик та Гарствил? Были ли вы любовниками?

Пресветлая вдруг дернулась на своем стуле, захрипела, а сквозь хрип все присутствующие разобрали:

— Ненавижу! Никто ничего не докажет! Никто не может знать!..

Пресветлая закашлялась. Выпрямилась.

— Она говорит, что скоро всему императорскому роду конец и что она не остановится, пока не уничтожит последнего в роду.

— Императору, — Не смог смолчать Шеддерик, — от этого проклятья никаких проблем нет. Страдает тут кто угодно, только не он.

— Ты! — светлая сестра вновь схватилась за горло, — в тебе его кровь! Сдохни!

— Сдохну. Но император не расстроится. А ты сама. Это же твой любовник сжег корабль и подставил твоего сына, а винишь ты кого угодно, только не себя!

— Шедде, тихо, прошу.

Это сказал уже не Роверик, а незаметно пробравшийся к ним с Гун-хе та Старрен.

— Да.

— Она говорит, — голос девушки стал совсем слабым, у носа появилась капелька крови, — что никто не смеет обвинять Валле, и что виноват все равно император, лишивший Валле… его острова… кажется…