— Обратно, — задумчиво проговорил кунтарг, по-прежнему глядя на Джона. — Обратно — это посложней будет. Да и вообще, обстоятельства, как я посмотрю, меняются…

Джил обернулась. Прогма испуганно попятился.

— Обещал — делай! — выкрикнула она. — Давай, не видишь — ему плохо!

— Сейчас, — засуетился кунтарг. — Сейчас…

Он присел на корточки, принялся совершать медленные пассы руками. Воздух над ним пошёл рябью, стал переливаться лиловым. Джон никак не мог разглядеть, что делает Прогма: весь мир заслонила расплывчатая пелена. Голова раскалывалась, словно Джон битый час кого-то читал. «Руки мои — крылья, глаза мои — стрелы, — песня матери теперь было совсем близко, заглушала голоса кунтарга и Джил. — Век тебе меня любить, век меня не забыть»…

— Давай! — закричала Джил. — Давай… Аптекарь!

«Ах вон оно что, — подумал Джон. — Вот, значит, кто у нас аптекарь. А ведь всё сходится. Прогма же — кунтарг. Для него под человека замаскироваться — раз плюнуть. Ну и ладно. Неважно. Неважно. Здесь песок… Где вода где вода… Век меня не забыть… Век меня не забыть. Здесь никого…»

Потом всё исчезло.

***

***

Серое утро Дуббинга мало-помалу вливалось в окно. Внизу, на улице нарастал обычный городской шум: голоса разносчиков, свистки и пыхтение мобилей, цоканье копыт, возгласы кэбменов. Один раз засвистел констебль, послышались выкрики, кто-то пронёсся под самыми окнами, неистово бухая сапогами, но звуки эти быстро затихли в отдалении, и снова стало, как раньше — не тихо, не громко, просто шумно, хотя для большого города в самый раз. Окно с вечера осталось приоткрытым, и в комнате было прохладно. Фикус на подоконнике подставлял куцые листья облачному небу; листья чуть покачивались от сквозняка. На полу валялась разбросанная одежда, щедро припорошенная песком, и весь пол был истоптан серыми пыльными следами. Тут же на полу, рядом с кроватью стоял чайник, а рядом с ним — кружка, до половины наполненная водой. Тикали часы на стене; порой было слышно, как этажом выше кто-то ходит по скрипучим половицам, ступая размеренно, не спеша, видимо, собираясь на службу. Шумела вода в клозетной трубе, отдаленно звякала посуда.

В девятом часу у входной двери раздались шаги — пришел почтальон. Деловито потоптавшись на лестничной площадке, он просунул в ящик сложенный лист «Времени», а следом с гулким шелестом упал толстый журнал «Еженедельного Зеркала»: была суббота. Почтальон одарил газетами соседские двери и ушел на следующий этаж. Там на него яростно затявкала собака — склочное маленькое животное, атаковавшее все, что превышало его размеры в несколько раз. Лай был визгливым, заливистым, почтальон давным-давно ушёл, а собачонка все никак не могла успокоиться, и, слушая этот лай, Джон понял, что обратно заснуть уже не получится.