С тем же успехом я мог разговаривать со стеной. Немного поколебавшись, я полностью откинул с Лидии покрывало, задрал на ней рубашку и положил ладонь на ее голое колено. Едва ли она притворялась, иначе уже не преминула бы воспользоваться ситуацией, но я все равно должен был проверить. Я согнул ей ногу, поддерживая под коленом, а потом ребром ладони легонько ударил чуть ниже коленной чашечки. И тут мне уже стало по-настоящему страшно, потому что нога не дернулась. Коленный рефлекс отсутствовал. Или был настолько слабым, что я не увидел? Вспомнив приемы профессора Адриани, я сменил позу так, чтобы держать руку на ее бедре, и ударил еще раз. Рефлекторное сокращение мышц было слабым и едва прощупывалось, но все же было. Я обрадованно выдохнул, мышечная чувствительность сохранилась. Я спустил ее ноги на пол и рывком усадил на кровати, придерживая за воротник.
– Вставайте! – я вздернул Лидию на ноги, принимая ее вес на себя.
Равновесие она не держала. Когда я на мгновение отпустил ее, она покачнулась и начала заваливаться, наверняка, упала бы, но проверять не стал. Я прислонил ее к стене, не обращая внимания на пульсирующий болью священный символ у себя на груди. Как бы далеко мне ни пришлось зайти, но я от своего не отступлюсь. Я не позволю ей сбежать от меня в этом безумном отупении.
Ее кожа неприятно холодила пальцы, но я упрямо обнял Лидию, прижал к стене всем телом и поцеловал. Ощущение было такое, словно пытаешься разбудить каменную статую. Но я продолжал жадно впиваться в безжизненные губы, отнимая ее дыхание и даря собственное, продолжал сжимать Лидию в объятиях, отдавая ей тепло своего тела, и продолжал верить в безумной надежде, что она услышит биение любящего сердца…
Глава 17. Хризокола
Глава 17. Хризокола
Сознание вместе с пространством и временем растворялось в гармонии пустоты, но каждый удар сердца звучал фальшивой нотой в этой идеальной мелодии. Бренное тело все еще удерживало меня в ужасающей скверне мироздания, в шаге от неизреченной благодати забытья…
И вдруг что-то изменилось, грубо вторгаясь в покойную тишину заснеженных равнин. Сначала я не смогла сделать вдох, потом пришло страшное ощущение сгорающих без воздуха легких. Белая гладь сделалась неспокойной, над ней поднялась поземка. Лицо и губы обожгли ледяные уколы ветра. Я попыталась отступить, убежать, но не чувствовала ног. Из ниоткуда возник звук. Неправильный и неровный, он казался мучительно знакомым. Он усиливался, и заснеженное пространство прочертила ужасная кровоточащая трещина. Она стремительно разрасталась, раскалывая небо и землю, я ничего не могла сделать, потому что в звуке было слишком много нот, а я забыла их все до единой. Лед разверзся у меня под ногами, обрушившись под страшными ударами. Ударами чужого сердца, что оглушили меня. Я хотела крикнуть, но провалилась под лед и захлебнулась чужим горячим дыханием… Пространство и время разлетелись вдребезги, осколки забытья рвали на части душу. Несовершенный мир врывался в сознание воспоминаниями, чувствами, болью… Разом пришло ощущение собственного тела, изломанного и жалкого, заныли все кости и шрамы, ожгла пустота под сердцем, а разум дрогнул под натиском вернувшейся памяти и рассыпался страшными воспоминаниями, чтобы сложиться вновь в гротескное подобие человека…