Но на следующее утро все мои планы опять рухнули, как карточный домик. Я возилась на кухне, пытаясь смешать шоколад с сахаром, заранее растворенным в горячей воде, когда громко хлопнула дверь, закрываясь за разъяренным инквизитором. Он даже не разделся с мороза, и с его мантии испарялись снежинки, клубясь паром в тепле кухни. Я протянула ему плошку с шоколадом и улыбнулась:

— Попробуете?

— Подлая дрянь и обманщица! — он выбил у меня из рук плошку, которая упала на пол, растекаясь грязным ленивым пятном. — Я говорил с Лешуа! Вы не беременны! Лекарь это подтвердил!

Я ухмыльнулась в ответ.

— Когда я говорила, что беременна? — он смешался, и я добавила. — Странные у вас фантазии…

— Вы!.. — Кысей зло выругался сквозь зубы. — Вы постоянно врете. Господи, я, как дурак, с ума схожу, волнуюсь за вас, а вы… чудовище… Отвечайте. Что у вас было с Серым Ангелом?

— Вы так нелепы, когда ревнуете… — протянула я.

Он схватился за голову.

— Как я вообще мог поверить, что он вас обесчестил… Глупость несусветная! Это скорей вы его…

— Что-о? По-вашему, я настолько страшная, что на меня даже этот разбойник не позарился, да?

— Хватит! — Кысей угрожающе надвинулся на меня, хлюпнув разлитым шоколадом и схватив за запястье. – Что случилось с вояжичем? Я знаю, что он приходил к вам той ночью. Отвечайте!

— Уберите руки! Да, приходил. Искал мальчишку-невольника.

— И? Что дальше?

— Я отправила его в церковь. Сказала, что мальчишка прячется там.

— Дальше!

Я пожала плечами и попыталась освободить руку.

— Только прятался там вовсе не Луи, а… Серый Ангел, — я криво ухмыльнулась. — Представляете, он там скрывался, раны душевные зализывал после жестокого надругательства чудовищем вроде меня, а тут появился еще один извращенец и начал грязно приставать… Соскучился вояжич по мальчикам, а Серый Ангел такой хорошенький… Страшно предположить, что могло между ними произойти…

— Хватит паясничать! Где сейчас Серый Ангел?

— Понятия не имею… Но если бы и знала, не сказала… Он хоть целуется лучше, чем всякие…

— Замолчите! — его глаза опасно потемнели до цвета шоколадной горечи, и я невольно залюбовалась их оттенком. — Где невольник? Куда вы его дели?