— Впрочем, пусть. Я вас честно предупредил о ней, но вы не вняли моим словам.

— Честно? Вы за моей спиной пытались украсть реликвию, подослав сюда свою шпионку! Немедленно покиньте монастырь и больше здесь не появляйтесь.

— Покину. После того, как увижу госпожу Хризштайн.

— Она не желает иметь с вами дел. Она собирается принять постриг и остаться здесь, — торжествующе улыбнулась мне настоятельница.

— Да ради бога, пусть остается и выносит мозги вам, я буду только рад. Но со мной ей встретиться придется. И кстати… Распорядитесь принести реликвию святой Милагрос, ее я тоже изымаю.

— Что-о? Реликвия больше не покинет этих стен ни при каких обстоятельствах!

— Согласно церковному праву, имело место осквернение останков преподобного Переграя, которое является преступлением против веры и подлежит дознанию. Гравюра с изображением святой Милагрос считается уликой, и по параграфу 18 Изложений о правилах ведения дознания должна быть изъята и помещена в хранилище до конца расследования.

— Какая нелепость! Вы не можете.

— Могу, — я спокойно положил на стол перед настоятельницей Селестиной разрешительные грамоты с печаткой ордена Пяти. — И заберу. Так где вы говорите сейчас госпожа Хризштайн?..

Удивительно, но Лидия вместе с остальными послушницами возилась на монастырской кухне. Я некоторое время разглядывал, как она колдует над оранжевой тыквой, что-то из нее вырезая и покрикивая на безропотных помощниц, которые подносили ей и подчинялись. Впрочем, зная безумицу. в этом не было ничего странного, она умела… садиться на голову окружающим. Однако все равно было непонятно, как ей так быстро удалось окрутить настоятельницу. Я стиснул кулаки и направился к Лидии, заступив ей солнечный свет.

— Я предупреждал вас, чтобы вы не лезли в дела дознания.

Она чуть поморщилась, словно мое присутствие ей докучало, и продолжила ковыряться в тыквенной мякоти, вырезая из нее… маленькие лодочки.

— Откуда вы узнали о том, где спрятана реликвия? — мой вопрос опять остался без ответа, разве что Лидия чуть высунула язык, пыхтя от усердия над очередным творением. — Вы меня слышите? Хватит дурью маяться!

Она приподняла тыквенную поделку в руке и стала придирчиво разглядывать ее на свет, и я не выдержал.

— Это не лодка, а кривобокое недоразумение, которое опрокинется от первого порыва ветра!

— Думаете? — задумчиво спросила Лидия, а потом вдруг улыбнулась. — Ну и ладно, придется скормить его вам. Кора, подай-ка мне горячий шоколад с имбирем и корицей. Да не этот, а вон тот, в горшке, недотепа!

— Прекратите помыкать другими… — запротестовал я, но Лидия проворно плюхнула дымящуюся темную смесь в тыквенное суденышко и протянула мне. Знакомый с детства уютный тыквенный аромат смешался с тревожной горечью шоколада, из-за чего в груди вдруг сделалось тесно. Я разозлился на себя. Пусть настоятельница сама виновата, что не прислушалась к моим предупреждениям, но из-за моей слабости наглые выходки Лидии терпят ни в чем неповинные монахини.