— А что вы забыли возле спальни княжны? В такое время, а? — я раздраженно освободила руку из его хватки, чувствуя, как злая обида накрывает сознание.

— Вас искал! Так и знал, что вы опять пойдете донимать Юлю! Вам мало?

— Юля, Юля!.. Везде только она! — я оттолкнула инквизитора с дороги, вдруг осознав горькую иронию Единого, что меня никто не хочет, кроме заклятого врага.

— Куда вы собрались?

— На кухню, — мне придется найти в себе силы, нельзя упускать такую возможность. — Варить шоколад. А вы можете и дальше утешать княжну, пока я буду угощать ее жениха…

Я разделю с этой паскудой напиток, разделю отраву, разделю ложе, что угодно, лишь бы подобраться к нему. Против обыкновения, ненависть не горячила кровь, а выстужала ее. Мне даже почудился металлический привкус на языке, словно тот раздвоился и напитался ядом, как у змеи…

— Еще чего вздумали. Никакого шоколада, — произнес Кысей, перехватил меня за руку и потащил дальше.

— Вы забываетесь, господин Тиффано! — стукнула я его кулаком в плечо. — Вы никто! И не вам мне приказывать!

Он молча втолкнул меня в комнату и зашел следом. Разобранная постель, приготовленная для любовных утех, смотрелась немым укором, полоснув сердце отчаянием невозможного. Ночевать мне придется в другом месте.

— Уходите, — выплюнула я.

— Я намерен отдать вам долг. Прямо сейчас, — и он кивнул на кровать, ухитрившись при этом покраснеть.

Сначала мне показалось, что я ослышалась.

— Что? Отдать долг? — переспросила я и подошла к инквизитору ближе, всматриваясь в смущенный румянец на щеках и чайный бархат глаз.

Его эмоции были такими сильными, что легко мною ощущались. Среди них были и стыд, и волнение, и тщательно скрываемый страх, и мрачная решимость, смешанная с обжигающей ревностью. Но чего там не было, так это желания. Я взяла его за подбородок, почти как вояг Густав раньше меня, и чувствуя себя еще гаже.

— Надо же, какое благородство. Доблестный рыцарь готов пожертвовать своей невинностью, отдать себя на растерзание чудовищу, вроде меня!

Я влепила ему пощечину, хотела еще одну, но Кысей перехватил занесенную для удара руку. А перед глазами маячил портрет Юли, насквозь пропитанный его обожанием…

— Только чудовище сегодня не в духе, несварение, девственников переело! — выкрикнула я ему в лицо. – Убирайтесь!

— Нет. Прекратите драться и злиться. И раздевайтесь.

Я оторопела от подобной наглости, тем более, что он подкрепил слова действием и потянулся к шнуровке платья.

— Пошел вон! — рявкнула я и ударила его по руке. — Я вас отымею, когда Я захочу! А не когда вам вздумается!