Я покрутила браслет на руке и сложила дулю, подсунув ее под нос Даугаву и зачарованно разглядывая вспыхивающие алые искры перед глазами.

— Крошечная гадюка может убить громадного слона, отравив его своим ядом, — я подвигала большим пальцем, воображая его жалом в змеиной пасти. — Так и я… убью империю, отравив ее императора.

— Ну хватит уже этих пьяных бредней! — воевода отодвинул мой кулак от своего лица и поморщился, принюхиваясь. — Где ты так успела наклюкаться?

— Я трезва, как стеклышко… Не-а, как рубин, — хихикнула я, чувствуя, что язык и в самом деле заплетается. — Рубины… Я уверена, что Искра в рубине. В том самом, который кровавый. А Рыбальски расколол его ради твоей сестры Ежении… Вдруг колдун хочет собрать его обратно, чтобы получить Искру?.. Или уже?..

Я уронила голову на стол, и слова Даугава утонули в розовом тумане:

— Отнеси эту пьянчужку в гостевую комнату… Пусть проспится, а там решим…

Над моей головой по потолку медленно полз паук. Его паутина, свитая в углу, колыхалась, подрагивая в такт движению мохнатых лапок. Паук подбирался к мухе, которая отчаянно трепыхалась в алых лучах закатного солнца.

Меня тошнило, раскалывалась голова, как будто я и в самом деле перепила. Только я точно не пила, в отличие от этого мохнатого душевноспасителя… Я тяжело сглотнула и нащупала символ на груди. Что там было в описании ритуала сказано про душевные узы и разделение телесной боли? Почему с этим засранцем вечно все не как у людей! Даже отыметь просто так не получилось!

Открылась дверь, и в комнату заглянула обеспокоенная Тень. Она всплеснула руками и бросилась ко мне:

— Госпожа, вы очнулись? Скажите же, чтобы меня пустили к Дереку! Мне надо ему все объяснить!..

— Тише ты… — пробормотала я, садясь на постели и держась за голову, в которой бешено стучали сотни маленьких молоточков. — Что ты ему собралась объяснять? Я сама все объясню… А ты бери бумагу и карандаш.

— Но мне надо его видеть!..

— Позже… А сейчас рисуй… — я прикрыла глаза, вспоминая.

Хищный оскал лысой морды и серые глаза зверя, вкусившего прелесть людской боли… Что может быть слаще? Только еще большая боль, когда душа рвется наизнанку, выворачивая из себя все человеческое… И множатся сущности, множатся звери, как кривые отражения зеркал.

— Вот, полюбуйся на главаря банды! — я расстелила перед воеводой рисунки Тени с восстановленной картой и странными, пугающими портретами.

— Очухалась? — Даугав выгнул бровь, даже не соизволив взглянуть на бумаги, и продолжил начищать оружие, любовно полируя изогнутую полумесяцем трофейную орловку. — Тут по твою душу столько охочих приходило… Сначала явился инквизитор, требуя выдать ему бедного мальчика, которого я якобы удерживаю силой, бью и издеваюсь… Потом приехал Джеймс Рыбальски и потребовал вернуть ему сына Луку, которого я подло скрывал от него двадцать лет… А буквально полчаса назад я еле выпроводил… знаешь кого еще?