Глава 25

Дальше был долгий путь домой. Многочасовой перелет на частном лайнере, по темным глубинам космоса. Он уже забыл, каково это, когда за иллюминаторами только ночь, озаряемая миллиардами сияющих звезд. Три года "оседлой сытой" жизни на Ви Эйре практически стерли из памяти то волнующее ощущение, когда смотришь в бесконечную ночь.

Красиво, захватывающее. От этого сердце то замирало, то пускалось в бешенный хоровод, надрывно гудя на кончиках пальцев. По крайней мере, он решил так думать, что именно в этом причина, в величественной красоте космоса, а не в практически осязаемой, давящей на нервы тоске. И назад оглядываться не хотелось, но все равно оглядывался, еще до конца не веря, что все закончилось. Что больше не будет в его жизни ни Ви Эйры, ни Василисы. Что все осталось позади. И что-то бунтовало в груди против такого расклада, кипело, призывая к действиям, но в то же самое время горело желание все поскорее забыть, начать заново.

В тот же вечер состоялся долгий сложный разговор с отцом, когда глядя в пол, сцепив руки в замок рассказывал о том, как попал на Ви Эйру, что с ним там происходило. Пусть без подробностей, но было чертовски неприятно, особенно когда в глазах отца видел стальной блеск, режущий по живому.

Правда, Барсадов промолчал, и на том спасибо. Не стал макать носом в дерьмо и говорить, что сам во всем виноват. Что беспечность вкупе с неоправданной самоуверенностью привели к таким катастрофическим последствиям. Ни слова не сказал на эту тему. Пощадил, видать, и без того потрепанное за последние три года самолюбие сына.

После долгой монотонной исповеди сразу припечатал, сказав, что мстить некому, все, кто надо, уже наказан. В этот момент Тимур с искренним удивлением посмотрел на него, пытаясь понять, о чем идет речь. Мыслей о мести не было. После того, как узнал, что скоро станет свободным, ни о чем думать не мог, кроме как о том, что покинет планету, ставшую тюрьмой, начнет новую жизнь. Не до мести было. Просто хотелось жить на полную, без ограничений. Даже сам удивился своим мыслям. Раньше бы поступил именно так, как от него ждал отец, а теперь все изменилось. Мягче, что ли, стал? Спокойнее? Незаметно для самого себя на жизнь по-другому смотреть начал?

О той, которая его изменила, думать не хотелось, слишком больно, тоскливо.

Потом подробно рассказал, как попал к Василисе, как жили последние четыре месяца. При этом не оставляло ощущение, что отец и так все знает. По комментариям, репликам, жестам было видно, что все рассказанное Тимуром не являлось для него сюрпризом, каким-то открытием.