— Нам надо было на что-то жить, Тивор, как-то выкручиваться из ситуации, почти загнавшей в угол. Мы постоянно должны были искать осколки, других Хранителей и при этом почти не имели возможности сходить на берег, не могли зарабатывать. Могли только воровать, так и получилось, мы стали пиратами. Мы не нападаем без особой надобности, стараемся не убивать, но условия диктуют свои правила.

— Когда ты вспоминала, — тихо начал волк, а я заметно напряглась, сжала в руках перо, — ты кричала, ты билась, как в сетях. Что случилось с тобой, Кали, что ты увидела, и где твой осколок?

— Осколок здесь, а то, что со мной случилось… оно уже в прошлом и почти не имеет значения.

— Птичка, — оборотень поймал мой взгляд и не отпускал, ждал, почти требовал ответа, и я закрыла глаза, сдаваясь.

— Ты уже знаешь, что за осколками всегда охотились не только Хранители, но и другие существа. Я отправилась на Шагар через два дня после разговора с Ватэр, едва успела попрощаться с родителями и братом. Меня сопровождали несколько служителей храма, не воины, но хоть какая-то защита. Мы прыгнули сначала порталом в Физалию, потом в Гримор, чтобы уже там сесть на корабль и доплыть к тиграм. А в Гриморе встретили Алтэю.

Мы возвращались из порта, где нашли подходящий корабль, когда наткнулись на горгулью. В темном переулке возле доков ее зажали в угол двое пьяных в хлам врайтов. Служителям даже в драку ввязываться не пришлось, демоны просто удрали, увидев нас. На девушку было страшно смотреть: в лохмотьях, в крови, перепуганная и дрожащая, очень маленькая. Она шарахалась от мужчин, сопровождавших меня, кричала, стоило им просто подойти на несколько шагов ближе. Храмовники уговаривали меня оставить ее там, но зачем тогда спасали? Я была уверена, не пройдет и двадцати лучей, и она снова станет чей-нибудь добычей. Храмовники отговаривали меня, как могли, но ничего у них не вышло. В итоге девушку мы взяли с собой. Я плохо тогда понимала, что именно буду с ней делать, не знала, как успокоить, что сказать, а поэтому просто болтала без умолку: рассказывала о брате, о родителях, о том, что давно не разминала крылья, трещала и трещала. Алтэя вцепилась в меня, как рыбак цепляется в шторм за свое утлое суденышко, почти до синяков. Мы привели девушку на постоялый двор, в котором остановились, привели в мою комнату, накормили и отмыли. И все это время горгулья не выпускала моей руки, молчала, по-прежнему дрожа. А я не знала, что делать.

Она пришла в себя ближе к ночи, назвала свое имя, рассказала, что сбежала от опекуна, который хотел продать ее за долги в местный бордель, спросила, куда мы плывем. Я честно назвала место нашей следующей остановки — Тагос, и горгулья оживилась, попросилась с нами, умоляла ее не бросать.