Тук-тук-тук. Будто пальцы отстукивают ритм по деревянному полу.

Я прижал Мару к себе крепче, отпустил ее руку, уткнулся носом в макушку, снова закрыл глаза.

Свет, пробивающийся с крыльца сквозь окна, раздражал. Даже обаяха-Крюгер раздражал. Не думаю, что это была усталость. Скорее просто настроение. Я редко уставал, уставал действительно, уставал по-настоящему, как устают люди… Но и человеком-то я по сути не был. Хрень неведомая. Недооборотень с паразитом внутри. Доставучим, но, в принципе, полезным паразитом.

Я крепче обнял Мару, прижал ее сильнее, сцепил руки на узкой спине. Желания двигаться не было никакого.

— Я рада, что ты приехал, — прошептала девушка, чуть приподняв голову.

— Я тоже. Почему панк сегодня не здесь? Не с тобой?

— У него… Есть одно дело, точнее один несносный мальчишка, почти такой же несносный, как и ты, — мы все еще стояли посреди полутемного холла и, кажется, не собирались никуда идти, — за ним надо присмотреть. Кит присматривает.

— Почему он не в отеле?

— А почему дети сбегают из благополучных семей? — пожала Шелестова плечами и тут же перевела тему: — Кофе хочешь? Ужинать будешь?

— Сегодня я будешь только спать, — улыбнулся. Есть не хотелось, я не обманывал, а вот спать… Тут, пожалуй, возможны варианты. — Где ты меня положишь?

— А где ты хочешь лечь? — поломала Мара мне всю игру. — Могу выделить номер.

— Хочу с тобой, — признал полное поражение.

— Со мной так со мной, — она легко выскользнула из моих объятий, взяла меня за руку и потянула за собой, освещая дорогу мобильником. — Только учти, мы будем спать. Ничего больше.

— Согласен. День у тебя выдался тяжелым.

— Будто у тебя легче, — проворчала она. Получилось смешно, потому что ворчала тоже шепотом, и от улыбки удержаться не вышло.

Судя по затихающему сопению, Крюгер остался внизу, я лишь едва коснулся его шерсти пальцами, но псу, похоже, для счастья хватило и этого.

— Не привыкать. Не хочешь рассказать, как ты? Может, просто поговорить? — я не мог не спросить, обязан был спросить.

— О нет, — Мара даже с шага не сбилась. — Я сегодня достаточно наговорилась. Мне тяжело, это правда, мне грустно, и это правда, я злюсь на убийцу — тоже правда. А еще правда — это то, что так и должно быть, и то, что я должна выпить эту чашу до дна. Возможно, подавиться и захлебнуться в какой-то момент, так, наверное, будет даже лучше, но выпить.

— Хорошо, — кивнул, пытаясь вспомнить, говорил ли мне когда-нибудь кто-нибудь нечто подобное. Пожалуй, что нет.

Я крепче сжал ладошку Мары в своей руке. Мы продолжали идти в тишине.