Светлый фон

— Насколько сильно поджимает время? — спросил Волков.

— По моим ощущениям — очень, — говорить приходилось громко, чтобы заглушить девушку.

— Тогда я переставлю машину и угомоню Нику. Ее отсюда надо убрать до того, как ты вернешься с новой постоялицей.

— Да, спасибо, — я попыталась улыбнуться, но снова ничего не вышло.

Часы продолжали неумолимо отсчитывать время.

— Иди, — Волков развернул меня и подтолкнул в спину. Я залезла в карман, вытащила оттуда ключи и вложила мужчине в руку.

— Вернусь минут через сорок.

Визжащую гостью обходить пришлось практически по дуге.

— Будь ты проклята, Мара Шелестова! — проорала она мне в спину, швырнув что-то на землю.

И тебя туда же.

Дорога к другой стороне озера показалась мне вечностью, даже несмотря на то, что я бежала. Бежала так быстро, как только могла, безнадежно стараясь обогнать стрелки часов, которые существовали только в моей голове. Сгущались сумерки, в лесу было совсем темно, тихо и сыро.

А секунды все равно бежали быстрее меня.

Девушку я увидела практически сразу же. Ее трудно было не заметить. Красный туман вокруг несчастной сгустился настолько, что стал похож на вишневый сироп, на свежепролитую кровь, подсвеченную изнутри. Будущая постоялица сидела все там же, казалось, что даже поза осталась прежней, и кровь из пустой глазницы все так же продолжала течь, тонкой струйкой пересекая росчерки ножа на лице.

— Стас! — позвала я, оглядывая берег.

Мальчишки не было.

«Ас», — нерешительно и тихо повторило эхо, будто испугавшись моего голоса, посмевшего нарушить тишину этого места.

— Стас! — крикнула громче, проведя рукой по волосам.

И снова только эхо. И мертвая, которая даже не пошевелилась.

Я вздохнула, передернула плечами и все же заставила себя подойти к мертвой, поднялась на старые мостки, встала так, чтобы загородить воду, опустилась на колени. Джинсы тут же намокли из-за сырых досок.

— Меня зовут Мара, — громко, четко проговорила я, принуждая себя практически силой смотреть на девушку. Вблизи она выглядела гораздо хуже, желание отвернуться становилось невыносимым.