Реакции — хоть какой-нибудь — не последовало.

Я сжала и разжала кулаки, сделала глубокий вдох и протянула руку к девушке, сжав ее ладонь в своей. Она «моргнула». Растворилась и снова появилась, но пальцы в моей руке остались обжигающе ледяными, осязаемыми.

— Пойдем со мной. Тебе станет лучше, — сказала, слегка потянув девушку.

«Разве призрак может чувствовать физическую боль?» — всплыли в голове слова Стаса.

Она могла.

Мертвая не кричала, не дергалась, не издала ни звука, только замерцала чаще. Но ей было больно. Я видела. Я знала.

Я потянула сильнее, она замерцала чаще, но все-таки поднялась. Поднялась, несмотря на изувеченные ноги, встала, кренясь, как скрюченный человек из книжки Чуковского, в правую сторону. Легкий ветер словно размывал ее черты, а мои пальцы дрожали. Я практически не видела своей руки. Она утонула в красном мареве.

«Жил на свете человек,

Скрюченные ножки…»

Так, собралась, Шелестова. Это просто еще одна душа, и ей твоя помощь нужна гораздо больше, чем кому бы то ни было из твоих постояльцев. А поэтому собралась — и вперед!

Мысленный пендаль под зад помог хреново.

Первые несколько секунд я еще смотрела на то, как несчастная идет за мной, потом просто отвернулась, доставая из кармана мобильник.

Мертвая не шла, она… дергалась, подволакивая раздробленную ногу и опираясь на сломанную, из-за чего кость сильнее выпирала из-под кожи, натягивая ту, как резиновую перчатку. Багровый туман стал настолько плотным, что я не видела не только свою руку, но и всю правую часть тела. Холод пробирал до костей.

Я достала мобильник, не глядя набрала номер.

Гудки казались вечными, а потом у мальчишки сработала голосовая почта. «Мальчишка»… Спустя столько лет он все еще оставался для меня мальчишкой…

— Стас, я забрала девушку в отель. И я очень надеюсь, что ты все же вернешься в «Калифорнию», — начала я. — Хотя бы пока совет не решит вопрос с Ирзом. Пожалуйста, Стас. Хотя бы позвони, чтобы я знала, что с тобой все в порядке.

Я закончила записывать сообщение и сбросила вызов.

Дорога назад заняла гораздо больше времени, чем я рассчитывала. Холод и запах смерти так плотно прилипли ко мне, что я больше ничего не замечала и не чувствовала. В темноте уже вечернего леса удлинялись и ломались тени, хрустели под ногами ветки, тропинка, казавшаяся такой надежной и широкой в свете дня, вдруг превратилась в тонкую нить, готовую порваться в любой момент.

Мертвая продолжала хранить молчание, а с моих губ срывались все те же вопросы: «Как тебя зовут? Кто ты?»

Неужели она действительно не понимает? Не умеет говорить, не знает как? Неужели Стас был прав?