— Да.

— Хорошо. Правильно, — я коснулся губами все еще сиреневой макушки. — Твоя сила, Мара, твое безумие — в этой надежде, в твоем отеле, в твоей борьбе за постояльцев, в твоем отказе от смирения.

— Я никогда не была смиренной, — горько улыбнувшись, прошептала она. Я чувствовал эту улыбку. — И я убью за близнецов.

— Я знаю, — я приподнял лицо Мары за подбородок, заглядывая в пасмурные глаза, коснулся ее губ своими, выпивая горькое сегодня безумие. Скользнул вдоль нижней языком, прижимая крепче к себе, утягивая за собой. Шелестова сжала рукой сзади мои волосы, приоткрыла рот, впуская меня внутрь. Она была все такой же сладкой, жаркой, пьянящей. Она все также сводила меня с ума. Забрать ее себе, присвоить. Безумие. Грех. Но какой прекрасный! Всего лишь поцелуй, а крышу сносило, как от дури высшего сорта. Узкая спина под моими руками казалась невероятно хрупкой, небольшая грудь — безумно возбуждающей, жар тела — сводящим с ума.

Я сжал упругую задницу, вдавливая Мару крепче в себя, продолжая терзать мягкие губы, чувствуя, как перетекает в меня тьма, как моя перетекает в колючку.

Я гладил пальцами ее тело, перебирал волосы, и мгновения растягтвались в вечность. Невозможно.

Я упивался тем, что она отдавала мне. Поцелуй давно превратился в маленькое сражение. Мне нравилось подчинять Шелестову, мне нравилось, что она нападала, атаковала, играла с моим языком, а потом сдавалась, становясь мягкой. Дыхания давно не хватало, реальность смазалась, размытая, не важная, не имеющая сейчас никакого значения, тусклая, как черно-белая фотография. Только запах примятой травы и ее волос. Ее вкус. Только ее пальцы, лихорадочно сжимающие мои плечи.

Я прикусил ее губу, очертил языком контур, отрывисто поцеловал, переводя дыхание, ловя затуманенный взгляд.

— Нам… — провел рукой вдоль позвоночника, — надо остановиться.

— Да, — после недолгой паузы кивнула колючка. — Эксгибиционизм не входит в число моих фетишей, — ее истерзанные мной губы, такие яркие, алые, дрогнули в легкой, немного ошалелой улыбке. Шелестова приподнялась на руках, села, устроившись на моих коленях. Я последовал за ней.

— У тебя есть фетиши?

— Больше, чем ты думаешь, — соблазнительно улыбнулась девушка.

— Расскажешь?

— Покажу.

— Шелес-с-с-това.

Она соскочила с моих колен и, соблазнительно покачивая бедрами, направилась к машине, позвав Крюгера.

Зас-с-сранка.

В отель мы возвращались также молча, но Мара больше не закрывалась. Тишина, царившая в салоне, не была больше холодной и отстраненной. Шелестова крепко сжимала мою руку и ровно, глубоко дышала. Она легко вздрогнула, когда мы остановились на подъездной дорожке.