Сазонова, его упрямая Ирочка, краснела, бледнела, поджимала губы, утыкалась в бумаги и переделывала, пересчитывала, исправляла, как он просил. Он даже стал думать, не уволить ли её к чертям. Ну, честное слово, детский сад! От неё хотят-то самую малость. Нет, закусилась. Что ж, он тоже может закуситься.

Грамотная осада состоит в чём? В том, чтобы дать осаждённому расслабиться между приступами. И Виктор Владленович неделю или десять дней как бы терял к Сазоновой интерес, наблюдая издалека, с высоты положения, как она отмокает, отходит, размораживается, а пальцы и губы перестают мелко подрагивать при звуках его голоса. Дадим ещё денёк? Конечно, дадим! Звери мы что ли?

Ах, красивая!

Конечно, через эти десять, хорошо, одиннадцать дней всё начиналось снова. Сазонова! Ты! Где? Ты думаешь, эти цифры… Да я! Виктор Владленович, распаляясь, изливал накопленное на пойманную врасплох Ирочку. Багровел, некрасиво брызгал слюной, чувствуя изнывающую натянутость внизу живота. «Здесь не богадельня! Мне нужны профессионалы, а не слепые клуши, которые не могут сложить одно число с другим и получить сумму! В конце концов, вы думаете нормально работать?».

Так пролетели апрель и май.

Всё по науке. Конечно, ему было немного жалко Ирочку, она осунулась и стала прятать глаза. Но сама ведь дура. Ей чуть ли не прямым текстом говорят, что в её ситуации кочевряжиться смысла нет, кровать готова или, пожалуйста, безработных много, можно и пополнить, так сказать, собой контингент за дверями. А дети? А квартплата? А одежда-обувь-еда? Можно же чуть-чуть уступить!

В конце мая Виктор Владленович подслушал, как Сазонова жалуется Олечке Несимской о том, насколько он не выносим, как костью стоит в горле, и о том, что моча в голове и мозг не совместимы. На что Олечка, умница, выпалила ей в растерянное лицо: «Ирка! Он же переспать с тобой хочет! Фишка у Вощановича такая, он через постель самоутверждается в женском коллективе (что было немножко обидно), переспишь, он и отстанет, у него сразу это… интерес пропадает».

Виктор Владленович порскнул к себе в кабинет и даже руки потёр: ну, теперь-то, кажется, дело двинется. Фигуры расставлены, ходы записаны. Полная ясность в глазах и телодвижениях. Должна уступить.

И вот пошла уже третья неделя июня, отлетел чёртов пух, город омыло дождём, потрясло громом, ошпарило грозой, а Сазонова словно Олечку Несимскую и не услышала. Похорошела, посвежела, сделалась нестерпимо притягательной, словно у неё, втайне от Виктора Владленовича, появился ухажёр. Или же решилась и готовит себя к ночи с начальством? Вот это было бы хорошо.