Кабал повернулся к Барроу с дочерью, чтобы что-то сказать, но осёкся. Барроу в открытую

рыдал, а Леони обнимала его и говорила, что всё хорошо. Кабал посмотрел на контракт у себя в руке

и открыл рот, но внезапно поезд подался вперёд, и он упал на спину. Леони в страхе смотрела по

сторонам. Странно: поезд вроде бы отъезжал, но они с отцом не двигались. Стены вагона становились

всё прозрачнее, как будто находились в другом измерении или были сотканы из тумана. Сам Кабал,

кувыркаясь, словно в замедленной съёмке, тоже казался бесплотным.

Поезд выскользнул из-под Леони с отцом, и они мягко приземлились на пути. Вот только

никаких путей, ни рельсов со шпалами там не было, как и никаких признаков того, что вообще когда-

то были. Поезд, призрачное чудище светящееся зелёным и синим, прогудел мимо станции —

развалин, оставшихся в результате давнишнего пожара, а начальник станции грустно салютовал ему,

удаляясь из мира живых и погружаясь в место, предназначенное для самоубийц и ими заслуженное.

По крайней мере, так решили, когда писались правила, куда за что отправлять.

Локомотив гудел и пыхтел, уносясь в ночь навстречу чёрному горизонту. Леони даже

показалось, что прямо перед тем, как исчезнуть из виду, он полностью оторвался от земли и ехал

теперь по полуночному небу, словно громадный светящийся угорь из океанских глубин.

— Зачем ты это сделала? — спросил её убитый горем отец.

— Он собирался убить тебя, папа. Мне пришлось пойти на риск. — Она посмотрела в пустое

небо. — Просчитанный риск.

* * *