— Я всё думал, когда же ты объявишься, — сказал Кабал, не поднимая глаз от блокнота, в

котором составлял список дел.

— Его Всемогущество не в самом лучшем расположении духа, — с серьёзным видом сказал

Старикашка. — По правде говоря, он как обычно рвёт и мечет

— Отлично. Если он испытает хотя бы малую часть той боли и разочарований, что я испытал за

этот год, я буду счастлив.

— Он говорит, что ты его обманул.

— Ничего подобного я не делал. Скажи ему, что если он продолжит распространять подобную

клевету, то получит резкое письмо от моего адвоката.

— Но все адвокаты служат ему.

— Тогда пусть почитает в словаре про тех, кто роет другим ямы, и примет успокоительное.

Наши дела с ними окончены, и я его не обманывал.

— От тебя требовались те девяносто девять душ, что ты сумел собрать. Ты обсчитал его.

Говорю тебе, он не в лучшем расположении духа. Ты нажил себе врага.

— Он враг всему роду людскому. Это его работа.

— Ты понял, что я имею в виду. Личного врага. Слушай, Йоханнес, мы давно знакомы,

неужели у нас не получится разделаться с этой проблемой?

— Взять бы скальпель, да разделать тебя самого.

Старикашка угрожающе подступил к Кабалу, его притворное добродушие исчезло, как

снежинка на сковородке. Его лицо перекосило, как будто у него припадок; затем он издал рёв,